Онлайн книга «Русич. Молния Баязида»
– Видали. В трапезную только вот пошел. Да ты догонишь еще, успеешь… Не дослушав, Раничев бросился к трапезной: – Брате Илларионе! – В чем дело, послушник? – монах обернулся – расплывшееся лицо, какое-то серое, словно комок грязи, голос манерный, тонкий. – Отец Агафий велел позвать Алексия-инока, – на ходу врал Иван. – Какого еще Алексия-инока? – брат Илларион явно возмутился. – И почему это именно я должен его звать? Что мне, больше делать нечего? А трапезную кто проверять будет? – Они там, баню моют, – не слушая его, громко проговорил Раничев. – Алексий-инок и Евсей, послушник новенький… – Новенький послушник? – переспросил сластолюбивый монах. – Тот самый, сероглазенький отрок? Ах да, да… Я схожу, так и быть. Заодно проверю, чисто ли вымыта баня. Подобрав полы рясы, брат Илларион быстро зашагал к бане, грубо выражаясь – полетел на крыльях любви. Так… Раничев ненадолго перевел дух. Теперь предстояло обставиться перед Агафием. Подбежав к хоромам уставщика, Иван что было силы забарабанил в дверь. – Что такое? – недовольно выглянул из кельи Агафий. – Ты зачем здесь? – Пришел вот, узнать – в бане не забыли ль чего? – В бане? – Агафий задумался. – Может быть… Не я, так кто-нибудь из старцев. – Хорошо бы Алексия-инока позвать да спросить, не находил ли чего? – Что ж, – иеромонах пожал плечами. – Зови, пожалуй. Только скажи – ноги пусть у крыльца обобьет, грязь в избу не тащит. Раничев уже бежал, смешно подпрыгивая над кочками, да так, что едва не сбил попавшегося по пути Алексия, хорошо, вовремя углядел, отскочил в сторону. Проводив глазами плюгавца, осторожно, на цыпочках, подкрался к бане. Как там, интересно, уже началось? Брате Илларион, судя по всему, мужчина пылкий… Иван намотал на лицо кушак, припал к двери… Послышалась какая-то возня, затем стон – словно бы кто-то вырывался. Затем донесся приглушенно-настойчивый голос: – Ну, что же ты сопротивляешься, дурень? Это ведь так приятно. – Содомский грех… Брате Илларион, как можно? – А вот как… Судя по всему, обозленный от бесполезных уговоров Илларион просто-напросто с силой заломил отроку руку. Послышался треск разрываемой одежки… – Пожалуй, пора, – с циничной ухмылкой шепнул сам себе Раничев и, резко распахнув дверь, ворвался с видом благородного героя-освободителя. Без всяких разговоров схватил прелюбодея за шиворот, развернул и со всем смаком врезал по морде. Хватило одного удара. Нокаут! – А теперь смываемся отсюда, парень, – сняв с лица кушак, Иван подмигнул Евсею. – Что делаем? – не понял тот. – Бежим! Они успели в келью до прихода Алексия, и, когда плюгавенький инок вошел, уже вовсю клали поклоны, громко, нараспев, читая всенощную. Инок Илларион наутро ходил по трапезной злой, с распухшим глазом – сказал, что ударился о косяк, в темноте-то долго ли? Посмотрев на него, откровенно заржал брат Гермоген, сидевший за столом рядом с Раничевым. – Наверняка, кто-то из любовников приласкал, – наклонившись, зашептал он Ивану. – Тут у нас, знаешь, такое творится – только успевай удивляться! Ты варево-то не наворачивай, наедимся еще сегодня. – Не понял? – Раничев скосил глаза. Гермоген обернулся и склонился еще ниже, словно бы молился: – Сегодня поутру Дементий вернулся. Посейчас и поедут обратно в скит, вместе с Агафием и Феофаном. Ну и пес с ними – пускай свои делишки решают, а мы здеся повеселимся. А, как, Иване? – Славненько! – потер руки Иван. – Тогда побегу, побыстрей наколю дровишек. – Давай… К вечеру жду. Бросившись к келье отца-эконома, Раничев быстро уговорил дать ему в помощь отрока – сослался на то, что слишком уж много дров. – Ладно, бери, – подумав, разрешил эконом. – Правда, ненадолго. Сегодня напарник твой в дальний скит отъезжает. Поклонившись, Иван направился на хозяйственный двор, по пути прихватив с собой выходившего из трапезной Евсея. – Вот что, парень, – складывая дрова, наскоро инструктировал Раничев. – В какой стороне этот самый скит, я не знаю, не знаешь пока и ты. Что надо делать? – Исполню все, что скажешь, – отрок перекрестился. – Ей-богу, не вру! Что ж, Иван имел все основания быть довольным парнем, вернее – собой. Морально Евсей был обработан на славу. – Перво-наперво, подать о себе весточку, – учил Раничев. – Через того же келаря. Отрок округлил глаза: – А он передаст? – А ты его и не спросишь, – передразнил Иван. – Тут всего-то три места, где этот чертов скит может быть. Первое – за Окой, на полпути к землям мордвинов – там леса хватит. Второе – в другой стороне, ближе к Угрюмову – знаешь там лес? – Бывал… Только никакого скита не видел, – Евсейко захлопал ресницами. – Плохо, видать, смотрел, – хохотнул Раничев и продолжил. – И, наконец, третье – на борах, у Плещеева озера. Запомнил все по порядку? Отрок кивнул. – Вот, и проделаешь в плаще келаря дырочки, лучше, на подоле, и аккуратно. Сможешь? – Конечно. – Одна дырочка – за Окой, две? – Около Угрюмова, – улыбнувшись продолжил Евсей. – И три – у Плещеева озера. Так? – Так, так, – закивал Иван. – Молодец, капитан Кольцов, Штирлиц, Иоганн Вайс, казачок засланный… Лишь бы только раньше времени не спалился! Все эти фразы отрок явно не понял, впрочем, и незачем было ему их понимать, Раничев их просто так сейчас говорил – от избытка чувств. К полудню, как и говорил Гермоген, из ворот монастыря выехал целый караван во главе с самим настоятелем, архимандритом Феофаном. Забрали с собой и Евсея, тот неуклюже обернулся на лошади, кивнул головой Ивану. Раничев поспешно отвернулся – хорошо, на шею не бросился, конспиратор хренов! Миновав ворота и ров, всадники свернули влево и скрылись за покрытые мокрым снегом деревьями. Несколько дюжих монахов с увесистыми дубинками сопровождали караван до реки. Обстановка в монастыре после отъезда до боли напомнила Раничеву родную советскую армию, а именно – его воинскую часть, впрочем, в подобной ситуации все части были чем-то похожи. Кто из солдат занимался делом – клеил дембельский альбом, мастрячил погоны, или там, накачивал мышцу на турнике – тот и продолжал заниматься тем же самым – понятно, речь шла не о «молодых» призывах – те по-прежнему работали. Многие же, воспользовавшись неожиданной свободой, тут же предавались пьянству и самому разнузданному разврату – приглашали из-за забора местных кочеврыжек, девиц, ужасных на рыло, но незлобивых и безотказных. А много ль солдату надо? Вот так и здесь… Кто по-прежнему молился, кто таскал воду, а кое-кто и кучковался уже, опасливо поглядывая на ворота. Дождались! Фронда, мать вашу. |