Онлайн книга «Русич. Последняя битва»
Размахнула, почерпнула, Почерпнула злата-серебра, Понесла во светлицу, Поставила на ступицу… Стала мужа будить: Добрый муже, не спи, друже… В этом месте Прошка вдруг задвинул такое, что малость заскучавшие слушатели разом оживились, не веря ушам своим. Чтоб этот конфузливый синеглазый парень с непокорными вихрами да мог такое выговорить?! Тьфу ты, Господи, да как его земля-то носит? Однако молодец, за словами за пазуху не лезет, не хуже скоморохов народ веселит. – Ну и парень у тебя в слугах! – восхищенно воскликнул расстрига. – Этак он безо всякого перепляса выиграет. Иван покивал: – Бог даст, Бог даст. А скоморох, видать по всему, сдаваться вовсе не собирался. Снова затянул глум – на этот раз препохабный, про гулящих девок да тех, якобы верных жен, которые, когда муж со двора… Подвыпивший люд одобрительно смеялся, многие даже ржали, как кони. На то и рассчитывал скоморох. Пронька же такие похабные песни петь опасался, а потому рванул в перепляс, напевая: Добрый муже, не спи, друже! Добрый муже, не спи, друже! Добрый муже… Плясал хорошо, с перехлестом, с круговертью, с притопами. Скоморох тоже ринулся в пляс, но вот – наверное, уже в силу возраста – не так залихватски задорно, как Пронька. А тот уж старался, сказать нечего. И ведь переплясал бы, кабы не стражники! Те явились незаметно, окружили корчму, оп – и воин в кольчуге уже стоял пред столами, сердито стукнув об пол древком короткого копья: – Цыть! Гнусные скоморошьи хари велением батюшки-воеводы будут кинуты в поруб. Пусть посидят, подумают, как глумы с кощунами пети. К вам же, люди добрые, – воин улыбнулся народу, – мы ничего не имеем. Веселитеся за-ради праздника. Переведя взгляд на стражей, он еле заметно кивнул, и те разом бросились на скоморохов, ловко скрутив их и поволочив прочь из корчмы. – Э, постой, постой! – забеспокоился вдруг Иван, увидев, как в числе скоморохов схватили и Прошку. Парень активно сопротивлялся, дело грозило обернуться мордобоем и нешуточными ранениями, и Раничев, не думая, ринулся на выручку своего человека. Выскочив на улицу, он в три прыжка догнал главного стража – десятника, вряд ли больше: – Тот вихрастый парень – мой слуга. – Который? – обернулся десятник. – А ты сам-то, мил-человек, кто будешь? Воин был незнакомый, Иван его раньше не видел, а скорее всего, просто не обращал внимания. Потому представился первым: – Язм – боярин Иван Петрович Раничев! А то – мой слуга Прохор. – Да вижу, вижу, что боярин. – Воин неожиданно подобрел. – Узнал, узнал тебя, господине! Может, и ты меня помнишь? Олекса я, дружинник. Десять лет назад с войском безбожного Хромца вместях сражались! – Олекса? – Иван, конечно, такого не помнил, еще бы – слишком много воды утекло, однако виду не показал. – Конечно, помню! Здорово мы тогда им дали… Как и они нам… – Да уж. – Воин вздохнул. – Сеча была великая. – Слышь, Олекса, – быстро произнес Иван. – Ты там, в корчме, вместе со скоморохами случайно моего человечка забрал. Отпустил бы, а? – Отпустить? – Зачем-то обернувшись, десятник понизил голос. – Я в этом деле решающего слова не имею. Эвон кто решает. – Он кивнул на незаметную фигурку монаха в черной, с капюшоном, рясе. – Чернец с Ферапонтова монастыря. Архимандрита Феофана доверенный человек! А воевода с Феофаном в дружбе. – Ах, чернец? – Иван ненадолго задумался. – А тебе с чернеца приказа какая польза? Олекса пожал плечами: – Да честно сказать, никакой. Иван пристально посмотрел на шагавшего впереди воинов монашка. Улыбнулся в усы: – Тогда мы, может, вот как сделаем… Наклонился к самому уху воина, зашептал. Десятник слушал внимательно, потом улыбнулся, кивнул: – Сделаем, Иване Петрович!. * * * Темно было кругом, тихо, лишь где-то в отдалении слышался приглушенный лай. И вдруг совсем рядом, за углом, послышался жуткий нечеловеческий вой! Шедший впереди стражей монашек остановился и, перекрестясь, оглянулся на воинов: – Посмотрите-ка, что там? Десятник послал двоих, самых молодых, те сбегали и, быстро вернувшись назад, доложили: – Нет никого. Пусто. И снова, как будто в насмешку, донесся вой! Воины насторожились, а десятник, пряча улыбку, подошел ближе к монаху: – Люди говорят, здесь, на углу, был когда-то зарыт один скоморох. Зарыт, как пес, без покаяния, без молитвы. – Спаси, Господи! – испуганно перекрестился чернец. – С тех пор, – понизив голос, вещал десятник, – как станет ему скучно лежать, так выползает на поверхность и воет! Друзей-скоморохов ищет. А не найдет, так бросается на каждого. Самый молодой воин от страха широко открыл рот: – Неужто так, дядько Олекса? – Так – не так, а только люди зря болтать не будут. Вой зазвучал снова – раскатисто и зловеще, и казалось, приблизился. – Господи! – размашисто перекрестился Олекса. – Кажись, сюда идет. – Ой, не сладим с нечистою силой. Бежать надо, дядько! – Догонит… Брат Аристарх, сотворил бы молитву. Глядишь, и отпугнем мертвеца. Напрасные слова! Брат Аристарх давно уже молился вовсю, спрятавшись за спины воинов. Олекса подошел к нему ближе: – Хорошо б мертвецу скомороха оставить. Тогда, глядишь, на нас и не кинется. – Скомороха? – дрожащими губами переспросил чернец и вдруг неожиданно улыбнулся: похоже, эта идея ему понравилась. – А и скомороха! Что с того? Этих кощунников нисколько не жаль. Только как же он сам пойдет? На верную-то погибель? – А мы и спрашивать не станем. – Шепнув, десятник обернулся к стражникам: – Эй, Михайло, Иванко, подь сюда… Воины подошли, звякнув кольчугами. – Вот что, – тихо распорядился Олекса. – Возьмете во-он того скомороха… – Вихрастого? – Его… Доведете до угла, а там швырнете вперед – и бегите без оглядки. Мы вас, ежели что, прикроем. Воины хмуро кивнули: – Сполним. Так и сделали: схватили под руки связанного Проньку, потащили вперед и с разбега швырнули в темноту улиц! И тут же раздался вой… Впрочем, стражники его не слышали – улепетывали со всех ног, умудряясь на ходу креститься. Нет, они были храбрыми воинами и могли бы постоять против любого врага… но только не против нечисти! Оживший мертвец – это уж слишком. |