Книга Муза винодела, страница 12 – Келли Хантер

Она сможет контролировать свои чувства. Нужно всего лишь совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, тем самым довести эмоции до предела, а потом успокоиться. Может, заказать затяжной прыжок с парашютом? Или купание в заливе, кишащем акулами? Интересно, далеко ли отсюда море?

Симона вошла в номер и заглянула в туристический буклет. Море находилось в нескольких часах езды, и никаких акул там не было.

Ладно, тогда придется изобрести что-нибудь другое… Лошадь, к примеру. Горячий жеребец, не желающий ходить под седлом. Дикое прекрасное животное, не подчиняющееся навязанным ему правилам. Что, если полностью довериться коню, забыв про поводья? Только сначала он должен подпустить тебя к себе, что маловероятно.

— Проклятые жеребцы, — пробормотала Симона. — Больше беспокойства, чем удовольствия.

Она выполнит сегодня свой долг. Всего один день. Это не убьет ее.

Но потом она снова выйдет на тропу войны.

— Твой брат уже с шести утра меряет шагами мою кухню, — доложил Рафаэль, когда Симона по просьбе Габриель позвонила на виноградник, чтобы узнать, как там Люк. — Я приготовил поросенка, бычью ножку и с полдюжины яиц, а он едва справился с одним тостом.

— Покажи ему свою винодельню, — предложила она.

— Уже показал.

— Я не видела тебя несколько дней, — сказала она. Гораздо легче быть смелой на расстоянии. — Иниго даже спрашивал, не специально ли ты меня избегаешь. Знаешь, люди замечают такие вещи. Похоже, у него сложилось впечатление, что ты меня боишься. Или вроде того. Просто позор! И это перед тем, как мы собираемся стать одной большой семьей.

Габриель, стоящая рядом, улыбнулась.

— Я не боюсь тебя, Симона, — возразил Рафаэль. — И не избегаю. К тому же мы заключили перемирие на сегодняшний день.

— О да, конечно. И оно закончится в полночь?

Молчание. Затем односложный ответ:

— Нет.

— Договорились. Ну а что ты собираешься делать с моим братом?

— Он сводит меня с ума — почти так же, как и ты.

— Займи его на винодельне.

— Уже занял. Мы протестировали молодое вино, разлили его по бочкам и дали ему название «Муки новобрачного». Это что-то!

— Люку лучше быть трезвым, Раф. Иначе вы оба мне за это заплатите.

— Можешь поверить, он трезв. Но что, черт возьми, я должен с ним делать еще целых шесть часов? Может, посоветуешь что-нибудь?

— Значит, у тебя нет никакого плана? — Симона закрыла рукой трубку и повернулась к Габриель: — С Люком все в порядке. Он совершенно спокоен. Совсем не волнуется. — Затем она снова обратилась к Рафаэлю: — И ты еще называешь себя лучшим другом?!

— У меня появился план, — заявил он. — Надо перенести брачную церемонию на пять с половиной часов вперед, и тогда мы встретим вас у беседки ровно через двадцать минут. Люку такая идея нравится.

— Это невозможно, — отрезала Симона. — Отведи его лучше в парикмахерскую. Пускай его хорошенько побреют и сделают массаж. Тогда, может быть, он расслабится.

— Не пойдет, — хмыкнул Рафаэль. — А что, если мы встретимся с вами за завтраком? Вы придете сюда с Габриель.

— Нет.

— Тогда за ленчем. Как думаешь, стоит ли добавить немного поджаренного лука в соус для барбекю?

— Если ты накормишь жениха луком, я срежу твои лозы у самого корня и скормлю их безымянным уткам.

— Ладно, не буду, — тяжело вздохнул он. — А уткам я, так и быть, дам имена. Ну, как насчет ленча?

— У меня другое предложение, — улыбнулась она. — Я видела поле для гольфа недалеко от гостиницы. Взяли бы лучше клюшки и отправились туда.

— Разве Люк играет в гольф?

— Он научится.

— Гольф требует сосредоточенности и психической уравновешенности. Не стоит парню брать клюшку в руки в день своей свадьбы. Вряд ли это пойдет ему на пользу.

— Тогда поиграйте в покер. И вообще, позови его к телефону.

— Потом. — Можно подумать, Рафаэлю доставляет наслаждение разговор с ней. — Ну а как там моя сестра?

— Она пребывает в оазисе спокойствия и умиротворения.

— О да, конечно. А теперь я жду правду.

— Не дождешься. А когда я буду выходить замуж, напомни мне, что лучше делать это на рассвете.

— Ладно. А ты уверена, что нам не нужно встретиться и выпить кофе, скажем, часа в три?

— Твоя сестра и я подойдем к беседке ровно в шесть. Она будет единственной женщиной в длинном белом платье. — Симона сделала большие глаза Габриель, которая едва удерживались от хохота. — А я — та, что последует за ней в кремовом платье. И я обещаю тебе, что мы обе стоим того, чтобы нас подождать.

— Ненавижу ждать, — буркнул Раф.

Симона улыбнулась:

— Так же как и мы все.

К пяти тридцати невеста и ее подружка были готовы к выходу. Сару тоже охватила предсвадебная суматоха.

— Постой, — сказала она строго, когда Симона решила еще раз проверить, все ли в порядке с нарядом Габриель. — Сейчас моя очередь. С этого момента вы обе должны только стараться быть ослепительно красивыми.

Через пару минут прибыл фотограф и сразу же начал снимать. Потом, смущенно улыбаясь, появился Харрисон — высокий худощавый человек с грубоватым обветренным лицом. Раф совсем не походил на него. Сходство Габриель с отцом тоже едва угадывалось. Да, внешностью Раф и Габи пошли в мать. Но у них верные сердца, а это, считала Симона, они унаследовали от Харрисона.

Харрисон Александер любил своих детей.

Габриель рассказывала, что отец был их самым верным помощником и союзником. Ее, правда, удивляло, что удерживало его вдали от детей на протяжении многих лет.

Жозе не разрешала ему видеться с ними. Но почему?

И почему он не боролся за них?

— Харрисон! — Габриель не назвала его папой, но теплая улыбка и протянутые к отцу руки ясно говорили о ее чувствах к нему. — Ты прекрасно выглядишь.

Он улыбнулся:

— Поверь, во мне нет ничего особенного.

— Кроме мудрости, опыта и очарования, — заявила Симона. — Могу поклясться, вы не провели целый день в мучениях, не зная, чем занять себя, чтобы не думать о предстоящей свадьбе.

— Нет. Но я вспомнил другой день, похожий на этот, — признался Харрисон. — И мне стало жалко Люка и его лучшего друга. Поэтому я пригласил их к себе. Все коровы и все бычки, что паслись у меня на южных пастбищах, были собраны ими и пригнаны сюда. Завтра я их отправлю обратно. Такой моцион пойдет скоту на пользу.

Габриель расхохоталась.

— Ты хороший человек, — сказала она, целуя отца в морщинистую щеку.