
Онлайн книга «Навстречу завтрашнему дню»
— Когда мы последний раз встречались с военным руководством, оно оказало нам большую поддержку. Надеюсь, их отношение не изменилось. Уолш откинулся на спинку стула и покровительственно заговорил: — А теперь, малышка… — Пожалуйста, не называйте меня «малышкой», конгрессмен Уолш. Считаю это оскорбительным для себя, — решительно заявила Кили. Уолш явно пришел в замешательство, хотя и пытался улыбаться покровительственно. — Уверяю вас, я не имел в виду… — Конечно же, имели, — заявила Кили. — Ваше мнение по поводу нас слишком очевидно. Вы считаете нас толпой истеричек, растрачивающих впустую ваше драгоценное время. Интересно, изменилось бы ваше мнение, если бы к вам обратилась группа мужчин. Сочли бы вы тогда нас заслуживающими большего доверия? Уверяю вас, конгрессмен, в нашей организации огромное количество мужчин — отцы, братья, сыновья. Они так же обеспокоены и так же решительно настроены, как и мы, но им труднее публично поднять столь волнующую тему. Именно по этой причине вам придется в основном иметь дело с женщинами, активно поддерживающими наши усилия. За столом воцарилось молчание. Наконец конгрессмен Паркер спокойно произнес: — Мне неприятна мысль о том, что человек, служащий в этом или каком-либо ином нашем комитете, может быть ослеплен какими-то предрассудками. — При этом он бросил недобрый взгляд на Уолша. — Но я никого не хотел обидеть, мне не хотелось бы, чтобы меня обвиняли в шовинизме. Прошу прощения, миссис Уилльямз, — стал шумно извиняться он. — Принимаю ваше извинение, — сказала Кили, но тон ее ничуть не смягчился. — Извините, что нарушила ход ваших мыслей. Что вы собирались нам сказать? И все продолжалось именно таким образом. В течение последующего получаса выдвигались и обсуждались различные идеи. И все это время Ван Дорф взирал на происходящее с почти сладострастным любопытством, глаза его так и метались над столом, словно отлетающие рикошетом пули. Его магнитофон не переставал работать. Когда ему подали счет, он нацарапал на нем свое имя и резко поднялся. — Полагаю, нам всем пора возвращаться к своим делам. Спасибо, что согласились прийти на этот ланч. Метрдотель вызовет нам всем такси, — сказал он, когда все встали. — Пожалуй, пройдусь пару кварталов, — заметил Паркер. — Миссис Оллуэй, позвольте помочь вам надеть пальто. — Что он и сделал, проводив Бетти до двери. — Деверекс, не хочешь ли поехать на такси со мной? — спросил Уолш. — Спасибо, но мне необходимо заглянуть в офис. Я возьму другое такси. — Тогда, если не возражаешь, я возьму первое. — Ничуть, — бросил Дакс вслед другому конгрессмену, неуклюже заковылявшему к выходу. Ван Дорф, уложив в карманы катушки с магнитофонными записями, ринулся к автомату для сигарет. Кили и Даксу подарили несколько минут относительного уединения. — Время от времени напоминай мне, что я не должен никогда выводить тебя из себя, — прошептал он ей на ухо, протягивая пальто и ожидая, пока она просунет руки в рукава. — У тебя острые коготки. — Невежественный, нетерпимый шут! Он просто смешон, — бросила она. — Подумать только, что он занимает пост конгрессмена. Это даже страшно. — Ты была великолепна. — Его рука задержалась на ее талии. Случайному наблюдателю могло показаться, будто он просто с бесстрастной вежливостью провожает ее. Более внимательный наблюдатель заметил бы, что его прикосновение больше похоже на ласку. — Почему ты сказал им, что мы встречались прежде? — бросила она через плечо. — По моей информации, Ван Дорф безжалостный репортер. Он охотится за новым Уотергейтским скандалом. Берегись его, Кили. Он волк в овечьей шкуре. — Я скорее сравнила бы его с хитрым лисом, чем с волком. Он сделал все, чтобы мы с Бетти поверили, будто мы будем его единственными гостями во время ланча. Он ни словом не упомянул, что здесь будете и вы, конгрессмены. Так упрашивал нас прийти, а сам в то же время готовил западню. — Вот пресмыкающееся! Мне так хотелось запихнуть этот магнитофон ему прямо в глотку или в какое-нибудь более подходящее место. Услышав подобную угрозу, Кили не смогла удержаться от смеха. Она повернулась к нему лицом. — Напомни мне, чтобы я никогда не выводила тебя из себя, — посмеиваясь, бросила она. Он тоже улыбнулся, и ямочка стала еще глубже. — Ты сейчас продемонстрировал доставшийся тебе в наследство горячий креольский темперамент. — Правда? Извини. — Не извиняйся. Это выглядит довольно привлекательно. — Ты так думаешь? Она нервно оглянулась. Бетти и конгрессмен Паркер стояли у двери в ожидании обещанных такси. Ван Дорф бросал проклятия в адрес торгового автомата, проглотившего мелочь, но не выдавшего ему сигарет. Уолш ушел. — Почему ты сказал им, что мы познакомились вчера вечером? — Ты с этого вопроса и начала разговор, не так ли? Видишь ли, когда я рядом с тобой, мне требуется приложить чертовски много усилий, чтобы выкинуть это из головы, но не важно. Отвечаю на поставленный вопрос: если Ван Дорф или кто-либо другой видел, как мы беседуем вчера вечером, а сегодня мы сделали бы вид, будто незнакомы, это возбудило бы любопытство. Говорить правду — это всегда наилучшая политика. — А если кто-нибудь видел, как ты входил или выходил из моего номера вчера ночью, что тогда? В его глазах промелькнул дьявольский огонек. — В таком случае лучшая политика — солгать. Она засмеялась: — Ты истинный политик. Он не обиделся, а тоже рассмеялся. Улыбка смягчила черты его лица, когда он спросил: — Ну как ты? Удалось хоть немного отдохнуть прошлой ночью? Лучше бы он не смотрел на нее с таким участием. Его взгляд, казалось, ласкал каждую черточку ее лица и согревал их своим сочувствием. Почему так сильно бьется сердце? Оно так колотится, что колышется кружево на груди и это не сможет укрыться от глаз Дакса. — Я не слишком хорошо спала. — Принимаю на себя всю ответственность за это. — Не стоит. — Стоит, — решительно заявил он. — Мне не следовало нарушать твой покой, а я, не стану отрицать, сделал это. Как только ты сообщила мне тогда в аэропорту, что замужем, мне следовало оставить тебя в покое. Это было бы самое лучшее. — Правда? — А разве нет? Влекомые какой-то невидимой необъяснимой силой, они почувствовали, как приблизились друг к другу. Дакс ощутил, как кровь прилила к чреслам. Кончики пальцев подрагивали от страстного желания прикоснуться к ней, шрам под глазом подергивался. Его губы слишком живо помнили ощущения от прикосновения ее губ. Его взгляд впился в ее глаза. |