Онлайн книга «Удар судьбы»
|
Парни снова переглянулись, на этот раз — радостно. — Есть, есть! — закричали они хором. — Наш господин, почтеннейший синьор Гвидо Сильвестри будет рад видеть вас, уважаемые господа музыканты! Немного подождав внизу, в довольно-таки узком зале, приятели, а следом за ними — и Кызгырлы, поднялись по крутой лестнице на второй этаж, где их уже с нетерпением дожидался хозяин дома, пресловутый Гвидо Сильвестри — сухонький старичок с белой реденькой бородкой и обширной лысиной, на которую он тут же надел тюрбан. На шее старичка, поверх длинной бархатной куртки, сияла толстенная золотая цепь, кривые подагрические ноги смешно обтягивали модные штаны – чулки — левая штанина (или чулочина) была в желто-синюю полоску, правая — в красно-белую клетку. Острые носы башмаков загибались вверх так круто, что их приходилось привязывать к щиколотке тонкими серебряными цепочками. — Однако, — удивленно покачал головой Лешка. — Ну и лыжи! Интересно, как он в них ходит? — Приветствуем тебя, о почтеннейший! — с поклоном произнес Владос. Лешка тоже вежливо кивнул, а Кызгырлы — дурачина — так и стоял со своей домрой, как пень. — Ты странно говоришь, — вместо ответа проскрипел старик. — Слуги сказали, что вы — итальянские музыканты. Но вы никакие не итальянцы, — он зло прищурился. — Обманщики! — Мы никого не обманывали! — гордо заверил грек. — Разве ж мы говорили твоим слугам, что итальянцы? Нет! Мы только сказали, что мы из Италии, но ведь не каждый, кто там живет, итальянец. — Мудро ты рассуждаешь, парень, — Гвидо Сильвестри покачал головой. — В каком же городе вы жили? — В Неаполе! — В Неаполе? Так вот откуда твой странный говор! — губы старика презрительно скривились. — Неаполь — никакая не Италия! Так, деревня… Ну и что вы будете петь? — Песни, почтеннейший синьор! — Я понимаю, что не молитвы. Ну, что стоите? Пойте, раз уж пришли, а я послушаю. Лешка вышел вперед и, обернувшись к Кызгырлы, махнул рукой: — Играй! — Не могу, одна струна сорвана! — через Владоса предупредил надсмотрщик, надо сказать — довольно запоздало. — Ну и что? — усмехнулся юноша. — Играй на оставшихся двух! — На двух? Хмм… А что играть-то? — Да все, что хочешь. Бренчи себе на одной ноте — трям-брям, трям-брям — ну, как на «Фабрике звезд». — Йэх, — совсем как бригадир Михалыч вздохнул Кызгырлы и, сев по-турецки на пол, ударил по струнам. — Жанна из тех королев, — громко запел Лешка, — что любит роскошь и ночь! Хотя слушателей было мало — старик и несколько слуг — юноша даже несколько волновался, все ж таки он пел со сцены второй раз в жизни. Первый раз было лет пять назад, в оздоровительном лагере, и тогда вышло неплохо, а значит — и сейчас получится. — Слышишь, Жанна-а-а! — В этой грустной песне поется о девушке, которая искала себе жениха, — усевшись рядом с хозяином дома, бесстрастно «переводил» Владос (над «переводом» друзья думали почти всю ночь). — Ей не нужны были молодые дурачки — слишком уж они глупы… — О, да-да, очень верно подмечено, — закивал старик. — И не нужны были бедняки — ибо они тоже не отличаются особым умом. — То так! — А вот люди опытные, уже пожившие — совсем другое дело! — Вот-вот! И что, что эта девушка, нашла она своего жениха? — А вот об этом — следующая песня! Я свободе-е-ен, Словно птица в небесах! — О, как прекрасны белые пальцы Гюльнуз! Я свободен, Я забыл, что значит страх… — Как строен ее стан! Как черны брови! Уши ее — словно морские раковины, а глаза — словно звезды. Лицо — как молодая луна. И лицо это печально. Скучает Гюльнуз у себя в далекой горной деревне. Хоть отец ее и богач, но… Несчастная девушка так мечтает жить в красивом доме, в большом и шумном городе! — Гюльнуз… постой-постой! Я, кажется, о ней слышал! — Мы тоже бывали у нее в гостях, и эти все песни — о ней. Холодное тело к воде я поднес… — Однажды к Гюльнуз прислал сватов молодой джигит Джульбарсы… И в лодку ее положил… — Молод и глуп этот Джульбарсы, — решила Гюльнуз. — Вот, если б он был опытным и богатым. И бархатный костюм его украшала бы золотая цепь… — О-о-о! какие хорошие песни! — И ночью он бы не лез со всякими глупостями, а спокойно б себе спал… — У-у-у! Как верно замечено! — У молодых ведь одна похоть на уме. Как им верить? — Вот именно! — Иное дело — пожилые, солидные люди — истинная надежда и опора для молодой неопытной девушки. Лешка уже заколебался петь, уж и слова позабыл, начал все песни по новой… А хитрый грек все болтал, болтал, болтал… Хозяин до того расчувствовался, что даже оставил гостей на обед. И, надо сказать, обед был более чем приличный — Гвидо Сильвестри не поскупился. — О, Гюльнуз, Гюльнуз, — потягивая из серебряного кубка вино, качал головою старик. — Как бы я хотел помочь этой чудесной девушке! — Она сейчас здесь, синьор. — Как здесь? — Гвидо Сильвестри расплескал вино. — Ее пригласил в гости Каллос Каридис, купец. — Каллос Каридис? Этот поганый работорговец?! Гюльнуз что, сошла с ума? — Она просто ищет приличного жениха. Опытного, пожилого, небедного… ну и чтоб без всяких ночных глупостей. Ей сказали, что Каллос Каридис как раз такой. — Да он же известный скупец! — не на шутку разволновался престарелый хозяин дома. — Нет, он не пара для умной молодой девушки, совсем не пара… Вот что! А нельзя ли устроить так, чтобы Гюльнуз пришла в гости ко мне?! — О нет, нет. Это совсем невозможно! — А все-таки? — Гм… ну… Знаете, нужны средства… Ну, там, подкупить слуг и все такое… — Я готов платить! — Ну что ж, — Владос подмигнул Лешке. — Пожалуй, попробуем… Но пока ничего не обещаем. Все уже почти сладилось! А вот на фелюке приятелей ждал неприятный сюрприз. Гюльнуз неожиданно пошла на попятную. — Стать женой плешивого старика… Фи! Пожалуй, я лучше вернусь. Лешка усмехнулся: — Владос, скажи ей, что ее никто и не держит. Только не думаю, что ее папаша сыщет лучшего жениха. Нет, кабы она сама выбирала… Но здесь, у вас, такое невозможно даже представить. Так что — хрен редьки не слаще. Короче, мы свое дело сделали. Пускай возвращается, если хочет коровам хвосты крутить на колхозной ферме! А ведь могла бы жить, как в сказке! Молодая вдова! Особняк! Пароходы! Тьфу-ты… Корабли. Рядом — верный Кызгырлы в белых шальварах. Счет в крутом банке. Не жизнь — песня! |