Книга Грешница, страница 35 – Сергей Шхиян

К сожалению, мой бедный разум с большим трудом справлялся с тем валом информации, которую я «скачивала» из Алешиной головы. Узнай он от меня, то, что я познала за свою короткую жизнь, к его знаниям добавилось бы очень немногое, ну, скажем, наши сельские события, обычаи, может быть, умение доить корову, прясть, ткать. А мне теперь предстояло понимать и уметь делать такие вещи, о которых в наше время ни один человек на земле, не имеет никакого представления.

Пока я ломала себя голову, как распорядиться новым опытом, Алеша в своем сне начал заниматься со мной любовью. Как я не сопротивлялась ярким образам его сновидений, невольно начала включаться в любовную игру и одновременно, ощущать и то, что положено чувствовать только мужчине. Я держалась, сколько могла, старалась отвлечься и заблокировать его воображение, но эмоции оказались сильнее доброй воли и нервная система пошла в разнос. Такого странного состояния за весь короткий опыт половой жизни у меня еще не было. Когда возбуждение достигло пика, меня начал сотрясать двойной оргазм. Тело само собой выгибалось в конвульсиях и только до боли сжатые зубы, помогли мне удержаться от рвущегося из горла крика.

Не знаю, что в тот момент происходило в голове мужа. Алеша, не просыпаясь, потянул меня к себе, сдавил меня в объятиях, и въяве, овладел моим телом. Я почувствовала, как меня всю внутри обожгла его ворвавшаяся в мое тело страсть. Это было что-то необыкновенное! Я вскрикнула, оттолкнула его от себя и долго лежала без сил и желаний, отдыхая от затухающего наслаждения.

— Алечка, что с тобой? — проснувшись, испугано, спросил Алеша, поворачивая к себе мое лицо и заглядывая мне в глаза. — Ты вся вспотела! Тебе опять плохо?

Я с трудом подняла веки и посмотрела на него. Он как будто плавал надо мной в густом тумане.

— Нет, все хорошо, — собравшись с силами, ответила я, — просто что-то приснилось.

— Господи, как ты меня напугала! Мне показалось, что у тебя жар, давай я тебя вытру.

Я не смогла даже возразить, когда он начал возиться с моим обессиленным телом. Вытерев меня полотенцем, Алеша встал и быстро оделся.

— Ты еще поспи, — виноватым голосом, сказал он. — Прости, я вчера был пьяным и вел себя как эгоист. Ты совсем со мной измучилась.

Я машинально отметила про себя, что теперь правильно понимаю, что значит «эгоизм» и отрицательно покачала головой. В конце концов, в медовый месяц небольшие половые излишества вполне логичны и извинительны.

— Ты куда собрался? — приходя в себя, спросила я.

— Пойду, навещу владыку, как там с его чирьями. Ты, знаешь, мне этот епископ очень понравился, хороший старикан — правильный!

Алеша на прощание наклонился и поцеловал меня в губы, потом, как бы невзначай, присел на край постели и поцеловал еще несколько раз уже совсем в другие места. Чем это должно кончиться, можно было догадаться и без моего дара. В голове у него уже завертелись сладострастные образы.

— Иди уже, — попросила я, пресекая его попытки пристроить руки в неподходящих для них местах, — скорей уйдешь, скорей вернешься. Мне хочется отдохнуть.

Он с трудом отвлекся от заманчивой перспективы улечься рядом со мной — бодро вскочил на ноги, чмокнул меня в щеку и, наконец, оставил одну. Только тогда я смогла уснуть. Жаль, что выспаться мне так и не удалось. Как обычно бывает в деревянных домах, слышимость здесь была такая, что долго не обращать внимания на беготню по коридору, хлопанье дверей, скип половиц, я не смогла и проснулась. Вставать не хотелось, и я понежилась на мягкой перине. Однако долго валяться в постели не получилось, пришла, соскучившись по общению, Дуня. Она без стука проскользнула в комнату и уставилась на меня так, будто видела первый раз в жизни.

— Ты это что? — удивленно спросила я.

Дуня покраснела, но глаз с меня не сводила. Она плотно прикрыла за собой дверь и только после этого спросила:

— Алевтинка, а почему ты такая голая?

— Жарко, запарилась под одеялом, — ответила я, первое, что пришло в голову.

— А ты и спала так? — продолжила она допрос. — А как же Алексей Григорьевич?

— Что Алексей Григорьевич? — уточнила я, хотя и без того знала, о чем она думает. Потом не удержалась и похвасталась. — Мы сегодня ночью обвенчались!

— Я знаю, о вашем венчанье уже все говорят, — сказала Дуня, думая совсем не о нас с Алешей, а о том что и она бы могла так красиво лежать в постели, закинув руку за голову, перекрестив ноги и круто выгнув бедро, наивно полагая, что была бы еще красивее меня. — А тебе не стыдно так быть при мужике?

— Вот глупая, — засмеялась я, — что же здесь стыдного? На то мы и бабы, чтобы мужиков радовать своим голым видом.

Дуня нахмурилась, даже мысль о том, что и ее будут жадно рассматривать чужие глаза, взволновала, но она застыдилась сама себя и твердо сказала:

— Я бы так никогда не смогла!

— А если Семен после свадьбы попросит тебя раздеться?

— А зачем это ему? — удивилась она. — В бане другое дело, а так-то к чему?

Вопрос был не простой. Еще вчера я ответила бы на него так, как положено, отвечать девушке, уклончиво, чтобы все равно никто ничего не мог понять, но теперь, когда у меня в голове кроме своих мыслей были еще и мужские, то сказала прямо:

— Значит, они так устроены, что им приятно на нас смотреть. Тебе, что жалко, если он тебя увидит без одежды?!

— Не жалко, а стыдно. А можно я с тобой рядышком полежу? — вдруг спросила она.

— Зачем? — удивилась я.

— Ну, ты так красиво лежишь, мне тоже захотелось так же красиво полежать. Ну, пожалуйста, Алевтинущка! Ты не бойся, никто не узнает, Алексей Григорьевич ушел со двора, тятя в мастерской, а мама со стряпухой в огороде.

Будь я прежней, наверное, никогда бы не пошла на такую шалость, но теперь я только пожала плечами:

— Если хочешь, ложись!

Дуня засмеялась от удовольствия, быстро сбросила сарафан и рубаху и плюхнулась рядом со мной на перину.

— Ну, как я тебе? — спросила она, принимая соблазнительную по ее мнению позу.

Я посмотрела на Котомкину мужскими глазами. Если говорить честно, ничего в ней не было особенного, только что молоденькая и гладкая.

— Все, полежали, и хватит, — сказала я, вставая с постели.

— А почему ты на меня так странно смотришь? — вдруг спросила Дуня.

— Что значит странно? — удивилась я, надевая рубашку.

— Ну, так, как-то тяжело, будто ты мужчина.

— А ты уже знаешь, как на голых девок смотрят мужчины? — насмешливо сказала я, не отвечая на ее вопрос.

— Лучше, я оденусь, а то мне почему-то стыдно, — сказала девушка и прикрылась руками.

Я, больше не взглянув на Дуню, отвернулась и надела свой новый сарафан. Меня саму немного испугал интерес, который вызвала у меня голая Котомкина. Мне совсем не хотелось ее рассматривать, но я это делала помимо воли. То, что некоторые женщины любят не мужчин, а женщин, я знала через Алешину память. Правда, сама таких баб никогда не встречала. В деревне, да и в поместье, среди дворовых людей о такой любви никто даже не слышал.