Книга Царская пленница, страница 36 – Сергей Шхиян

Шурка жил недалеко от места службы, в маленьком флигеле. В прихожей меня встретил степенный мужик с заспанным лицом. Он, видимо, только что проснулся, был встрепан и недоволен жизнью.

— Поручик Афанасьев здесь живет? — спросил я.

— Живет, — тяжело вдохнув, сознался слуга.

— Мне нужно его видеть.

— Это, сударь, никак невозможно, — покачав головой, ответил он. — Александр Николаевич отдыхают после ночной службы.

О какой службе он говорил, было непонятно: вчера вечером Афанасьев был так расслаблен, что к служению отечеству явно неспособен.

— Так поди, разбуди, — уже научившись разговаривать со слугами, строго сказал я, — мне нужно с ним переговорить.

— Никак невозможно, они со сна дерутся!

Время было уже полуденное, и сидеть ждать, когда их благородие соизволят пробудиться, у меня не было никакого желания.

— Тогда я сам его разбужу.

— Это как вам будет угодно, — равнодушно проговорил слуга, с трудом сдерживая зевоту, — мое дело сторона.

Я отодвинул его от входа и прошел внутрь. Шурка жил в большой комнате, заставленной разномастной мебелью. Порядок в ней был, как и полагается у холостого человека с ленивым слугой. Везде были разбросаны носильные вещи, а сам хозяин лежал на коротком для его роста кожаном диване и храпел. Я потряс его за плечо.

— Уйди! — не открывая глаз, прорычал он сквозь стиснутые зубы и попытался ударить меня ногой.

— Александр, проснись! — сказал я и тряхнул его так, что он открыл-таки мутные со сна глаза.

— Ты кто такой? — спросил он.

— Брат Крылова, мы с тобой вчера познакомились.

— А, — смутно узнавая меня, сказал он. — И что?

— Вставай, у нас, кажется, большие неприятности.

— Что еще случилось? — без особой тревоги поинтересовался он. — Опять я в драку попал?

— Хуже, карету с лошадьми украл.

— Кто украл? Нет у меня никакой кареты, — начал говорить он, и разом вспомнил и меня, и вчерашнее происшествие. — Это ты! Извини, брат, запамятовал, как тебя зовут.

— Андрей, — представился я, чтобы далеко не отходить от истинного имени. — Коллежский асессор, у которого мы забрали карету, оказался влиятельным человеком и начал розыск.

— Ну, и бог с ним, карета его сейчас едет в Москву, я ее вчера кому-то подарил. А вот кому, не помню. Может, Терещенке? Он вроде как в отпуск собирался…

— Этого я не знаю, я зашел, предупредить, что если кучер расколется…

— Какой еще кучер?

— Ты лучше окончательно проснись и вспоминай сам.

Афанасьев подумал над моим предложением, посчитал его приемлемым, кивнул головой и вдруг оглушительно крикнул:

— Василий, шампанского!

На его возглас, как на глас вопиющего в пустыне, никто не откликнулся.

— Василий там? — спросил он у меня, посмотрев на входную дверь.

— Там, — подтвердил я.

— А почему он не отвечает?

— Думаю, потому что у него нет шампанского, — предположил я.

— Вот мерзавец, сам, наверное, все выдул, — без особого гнева проговорил поручик. — И зачем ему шампанское, если он водку любит? Его от шампанского пучит, — добавил он.

К сожалению, нам так и не удалось выяснить, куда делось, если оно и было, вчерашнее шампанское. Дверь с треском распахнулась, и на пороге комнаты возник усатый мужчина в полицейской форме.

— Явление Христа народу, — негромко сказал Афанасьев, потом спросил: — Ты кто, прелестное дитя?

Дитя, не представляясь, откашлялось и спросило басом:

— Поручик Афанасьев здесь живет?

— Нет, — ответил Александр, — он здесь не живет, он здесь страдает с похмелья!

Полицейский гвардейского юмора не понял и уточнил:

— Поручиком Афанасьевым кто будет?

— Я буду. И что тебе, прелестное дитя, от меня нужно?

— У меня есть приказ препроводить вас в губернскую прокуратуру для дачи показаний.

— Чей приказ? — лениво спросил поручик, вежливо прикрывая зевок ладонью.

— Губернского прокурора.

— Я, как поручик лейб-гвардии Преображенского полка, подчиняюсь только своему полковому командиру и государю императору, а про какого-то прокурора и слыхом не слыхивал.

Усатый полицейский, видимо, привыкший к таким казусам и неповиновению офицеров привилегированных полков, молча подал поручику бумагу с подписью его командира.

— Так бы и сказал, что имеешь предписание от нашего полковника, — спокойно сказал Афанасьев, — а то помянул какого-то прокурора!

Полицейский в чине ротмистра званием был ниже, чем гвардейский поручик. Гвардейцы, когда императором Петром Алексеевичем была утверждена табель о рангах, получили старшинство двух чинов против армейских.

Это заедало все остальное офицерство, лейб-гвардейцам завидовали и старались, по возможности, лягнуть.

Я видел, что у ротмистра чешутся и язык, и руки, но вязаться с пребраженцем ему боязно.

Я этим воспользовался и очень почтительно попросил полицейского офицера разрешить нам с прапорщиком переговорить с глазу на глаз.

— Простите, господин ротмистр, но у нас с поручиком семейное дело, и если бы вы соблаговолили подождать снаружи, пока он оденется, мы смогли бы перекинуться парой слов.

— Действительно, ротмистр, соблаговолите подождать за дверью, — вмешался в разговор Афанасьев и чуть все не испортил. Полицейский опять напрягся и сжал челюсти так, что на скулах напряглись желваки.

— Это не займет много времени, после чего поручик отдастся в ваше распоряжение, — опять льстивым голосом заговорил я, делая страшные рожи поручику.

— Извольте, — наконец решился ротмистр, — только недолго.

Когда он вышел, я в двух словах рассказал Афанасьеву, что мы вчера с ним выкинули. Тот с большим интересом и даже удовольствием слушал о своих подвигах.

— Селиванов, хоть и в незначительном чине, но оказался человеком очень влиятельным. Он участвует в составлении Геральдической книги, и от него, как мне кажется, зависят липовые титулы весьма известных людей.

Афанасьева величие чиновника нисколько не испугало, больший интерес вызвали вчерашние похождения.

— Пьян был, помню, но смутно, — признался он. — А ты, собственно, кто таков?

— Брат Крылова, я тебе вчера говорил.

— Что-то вы не очень похожи.

— Мы сводные братья, у нас разные матери.

— То-то я гляжу, он вроде русак, а ты как будто татарин.

— У меня мать турчанка, — соврал я.