Книга Черный магистр, страница 41 – Сергей Шхиян

— И много у вас таких баб?

— Не, они у нас долго не живут. Которая сама помрет, а которую в болоте потопят. Есть которых замуж отдадут, а уж потом топят. У меня одна такая жена была. Хорошая баба, гладкая, только все плакала.

— Зачем же тогда женщин заставляют выходить замуж? — спросил Александр Егорыч.

— Это нам никак не уразуметь, магистру виднее.

— Теперь понятно, — сказал я, — как они отбирают у пленниц состояние. Переводят имение на подставного мужа.

— А венчают вас где?

— В нашей церкви и венчают, у попа Митрохи.

Пока мы разговаривали, очнулся Семен. Он застонал и повернулся на бок.

— А с этим что будем делать? — спросил Ефим.

— Повесить его, и все дела, — неожиданно предложил наш новый «союзник».

— Ты смотри, как бы тебя самого не повесили, — неожиданно вспылил кучер. — На тебе, небось, столько невинной крови, до смерти не отмолишься.

— Оченно мне такое несправедливо слышать, — сердито заговорил Иван. — Мы обычаев не нарушали, а делали, что велено. Вот прикажи ты мне Семена удавить, удавлю, но вина будет на тебе.

— Я тебе покажу удавить! — откликнулся Семен, пытаясь сесть. — Смотри Иван, как бы тебя самого магистр за ноги не подвесил!

— Это меня за ноги! — неожиданно рассвирепел рыжий. — Да я тебя сейчас своими руками!

Он подскочил к товарищу и начал бить его ногами, стараясь попасть в голову. Мы смотрели, не спеша вмешаться. Семен пытался увернуться, повалился на бок, скрючился и прятал лицо в коленях. Иван рычал от злобы и бил насмерть.

— Ладно, хватит, — сказал я, когда Семен опять потерял сознание. — За что ты его так?

— Это он мою бабу в болоте утопил! И на мово родного брата ложно донес, — прорычал рыжий, пытаясь оттолкнуть меня и добраться до недвижимого товарища. — Он еще меня за ноги вешать будет!

Кажется, у Моргунова воинства отношения между собой были не самые дружеские.

Об этом стоило подумать.

— Сколько вас, гайдуков, у магистра? — спросил я.

— Много, — угрюмо пробурчал Иван, — четыре раза по десять. Только не все за него жисть рады отдать. Которые из крестьян, поневоле служат, те и сами не рады. А таких, как этот, — он опять попытался ударить Семена ногой, — таких мало. Они и есть первые собаки.

— И сколько таких наберется?

— Сколько? — переспросил пленный. — Сейчас посчитаю. — Он подкатил глаза и начал считать про себя, загибая пальцы и забавно шевеля губами. — Десять и два с этим. Только не все в поместье. Вчера трое уехали в ночь и не вернулись. Осталось, стало быть, — он разогнул сначала два пальца, потом еще один, — стало быть… девять.

— А зачем вас сюда следить послали?

— Это у Семена спытать надо. Мне велели с ним идти и во всем его слушать. Только он все одно не скажет. Если только на дыбу поднять, да правеж сделать.

— А про Агриппину ты ничего не слышал? — спросил Александр Егорыч, напряженно вглядываясь в лицо пленника.

— Про какую такую Агриппину? — не понял Иван.

— Жена у меня пропала, Агриппиной кличут!

Рыжий задумался, вспоминая.

— Вроде, нет. Такой бабы не помню. Может, как по-другому зовут?

— Могли по-разному, Гапа, Рина.

— Гапа была, только давно, в прошлом годе. Такая, — он попытался описать словами, но не смог и показал руками. — Она давно померла, ее магистр голодом заморил.

— За что? — тусклым голосом спросил хуторянин.

— Говорили, не хотела мужнину кубышку выдать.

— Да она и не знала, где она, — как будто оправдываясь перед нами, сказал мужик. — Померла, значит. — Он отвернулся и отошел на несколько шагов.

Мы молчали, не мешая чужому горю. Потом я опять спросил Ивана:

— А какой из себя Моргун?

— Барин-то? Ну, осанистый, голос тонковат.

— А здесь, — я показал на щеки, — волосы растут?

— Бакенбард, что ли? — щегольнул иноземным словом рыжий. — Нет, у него морда бритая, как у тебя. Бакенбард у магистра растет.

У человека, напавшего на меня и представившегося, как Иван Моргун, были желтые, рысьи глаза и бакенбарды.

— А какого цвета у барина глаза? — начал уточнять я, начиная подозревать, что это был не помещик, а пресловутый магистр, который назвался чужим именем.

— Обнокновенные, как у всех.

— Как у него? — я показал на синеглазого Ефима.

— Ну да, только чуток светлее.

— А у магистра глаза желтые?

— Пожалуй, что и так.

— Ладно, ты постой в сторонке, нам поговорить нужно, — попросил я Ивана. Тот кивнул и отошел на насколько шагов.

— Александр Егорыч, поди сюда, разговор есть.

Хуторянин, не поворачиваясь в нашу сторону, словно невзначай промокнул глаза и подошел.

— Я вот о чем подумал, — начал я, еще и для себя не сформулировав пришедшую в голову мысль. — Что, если мы этого Ивана отправим послом к магистру?

— Это еще зачем? — воскликнул Ефим.

— Передадим ультиматум, чтобы сдавался.

— Чего передадим?

— Требование, чтобы сдавались, — перевел я самого себя на понятный, русский язык.

— А зачем им сдаваться, сам же слышал, сколько у них народа против нас троих? — спросил Александр Егорович.

— Слышали, что говорит рыжий, у них настоящих солдат всего девять человек, остальные подневольные крестьяне.

— Не девять, а двенадцать, — поправил меня хозяин.

— Девять, — повторил я, — те трое, что вчера ушли, больше не вернутся. Это их лошади, — кивнул я на конюшню.

— Однако! Выходит!.. И урядник был с ними?

— Был, да сплыл. Если Иван скажет, что нас здесь много, то мы успеем лучше подготовиться. К тому же он сможет помочь нашим женщинам.

— Ну, не знаю, — покачал головой Александр Егорович. — А если предаст? Очень он мужик скользкий!

— Поэтому и советуюсь. Нам от него толку никакого, если получится, польза будет большая, а предаст, одним врагом больше, одним меньше — невелика разница. Давайте поговорим с ним, тогда и решим.

— Попытка не пытка, — ответил поговоркой кучер.

— Иван, — позвал я, — иди сюда, разговор есть.

Пленный подошел, тревожно переводя взгляд с одного на другого.

— Мы сейчас посовещались и решили тебя отпустить, — начал я.

— Как так опустить? Куда?

— Назад, в имение.

— Да как так можно, добрый человек, как так назад? Да там с меня с живого шкуру спустят!