Книга Черный магистр, страница 5 – Сергей Шхиян

— Доктор, умоляю, только без мировой медицины! Вы представляете, что будет, если публика узнает правду! Меня просто затравят!

— Но, как же, это же такие факты, они необходимы для развития науки и прогресса…

— Я вас умоляю! Если вас так волнует прогресс, я просвещу вас относительно известных одному мне методов лечения. Дуня не даст соврать, я весьма изрядный лекарь.

— Они меня от смерти спасли, и всех больных в городе вылечили! — гордо подтвердила Котомкина мою медицинскую репутацию.

— Однако… — только и нашелся сказать доктор. — Надеюсь, вы позволите мне приватным образом ознакомиться с состоянием вашего организма?

— Всенепременно. Вам позволю. А теперь, дамы и господа, не сочтите за невоспитанность, не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть. Я уже больше пятидесяти лет голодаю!

— Что вы, голубчик, после такого поста есть опасно…

— А вы, доктор, организуйте мне бульон и сухарики. Это подкрепит силы. Да, — крикнул я вслед врачу, отправившемуся на кухню, — мне можно выпить красного вина!

Доктор вышел из комнаты, и в ней остались, кроме меня, только бабушка с внучкой. Разговор отнял у меня много сил, и я бессильно откинулся на подушки.

— Долго я у вас нахожусь? — спросил я.

— Две недели, — ответила Екатерина Дмитриевна.

— И все время был без сознания?

— Да, — просто сказала она.

— Как же вы со мной намучились! — покаянно произнес я.

— Мы очень испугались, когда вы упали в обморок прямо в гостиной. Потом у вас началась горячка. Если бы не доктор Неверов…

— А кто за мной ухаживал?

— Я, — ответила хозяйка и покраснела.

— Спасибо.

— А я тебя, барин, сразу признала, — вмешалась в разговор Евдокия Фроловна. — Как Катюша мне тебя показала, так я сказала, правда, Катя? Это, говорю, наш Алексей Григорьевич, а они мне не верили.

— Но кто же мог подумать, что такое может случиться! Вы, бабушка, тоже хороши! Барин! Барин! Нет, чтобы толком рассказать.

— Умными вы больно, молодые, стали, — сердясь на что-то, явно не имеющее ко мне отношения, сказала старушка. — Мы разве такими были? Мы старших почитали и во всем слушались. Спроси хотя бы Алексея Григорьевича!

— Ну, что касается тебя и Семена… начал я, но одумался и перевел разговор на другую тему. — А как ваши?

Старушка разом отвлеклась и пригорюнилась.

— Эх, барин, сколько годов-то прошло! Тятю, почитай, тридцать лет как схоронили, за ним через год мамоньку. А в прошлом годе супруга своего Семена Ивановича похоронила. Эх, какой был человек! Таких нынче нет!

— Извините, вечная им память и земля пухом, — сказал я.

Женщины начали креститься. Мы помолчали, почтив память ушедших,

— Значит, согласился все-таки Фрол Исаевич отдать вас за Семена? — спросил я послушную дочь.

— Согласился. Тебе спасибо, что тятю уломал. Мне бы без Семена Ивановича не жить. Тятя сказывали, что это ты его уговорил…

Мне хотелось спросить про моих родственников, но я не решился прерывать грустные Дунины воспоминания.

— А как вы жизнь прожили, вы же были крепостными?

— Ишь, чего вспомнил. Это когда еще было. Твой братец, Антон Иваныч, тяте вольную дал, почитай года через три, как ты пропал, а Семен Иванович и вовсе свободным был. Он в большие купцы вышел! Так, что тятя не мог им нахвалиться.

Вспомнив успехи мужа, Евдокия Фроловна приободрилась, и я счел возможным задать интересующие меня вопросы, но не успел. Вернулся доктор, и момент был упущен. Вслед за врачом вошла девушка, которую я уже видел. Она внесла поднос с тарелками. Женщины засуетились и помогли мне сесть в постели, подоткнув под спину и бока подушки. Я так ослаб, что сам не мог есть, и кормила меня Екатерина Дмитриевна. Она старательно подносила ложку с бульоном к моим губам и помогала его проглотить, символически сглатывая за компанию. Было похоже, что у Дуни выросла очень хорошая внучка…

Еда так меня утомила, что я начал задремывать на полуслове. Доктор сделал знак женщинам, и меня оставили одного. Я еще несколько минут пролежал с открытыми глазами и незаметно для себя уснул.

Утром меня разбудило солнце, празднично светившее в окно. Я был в комнате один и смог встать с постели. На мне, как ни странно, не оказалось никакой одежды.

— Хоть бы догадались надеть ночную рубашку, — сердито подумал я, разглядывая свое отощавшее тело. Алхимик, как я называл соседа по Петропавловской крепости, или природа вернули мне его без изъянов. Все было вроде на своих местах.

Я сделал несколько гимнастических движений и постепенно увлекся. Мышцы жаждали нагрузки, и я с удовольствием начал разминаться, Было еще очень рано, и предположить, что в такое время кто-нибудь придет с визитом, я не мог, а потому не позаботился даже о набедренной повязке.

Дверь открылась неслышно, и я только тогда понял, что у меня гостья, когда Екатерина Дмитриевна, вскрикнув, выскочила из комнаты. Я бросился на кровать и закрылся одеялом. Однако, она больше не показывалась. Оставалось ждать развития событий. Довольно долго никто не появлялся, и я даже немного обиделся, что про меня забыли. Наконец, раздался стук в дверь. Теперь в комнате появилась не хозяйка, а горничная, та, что вчера приносила еду. Теперь я ее окончательно вспомнил. Гость, с которым я проник в дом, называл ее «Марьяшей».

— Сударь, — сказала она. — Я принесла вам одежду.

— Спасибо, Марьяша, — поблагодарил я.

Девушка, положив узел с платьем на кресло, кокетливо улыбнулась. Марьяша выгодно отличалась от дворовых девушек, встречавшихся мне в XVIII веке. Вела себя естественно и не раболепствовала.

— Это что, моя одежда? — поинтересовался я, не без тайной тревоги поглядывая на узел. Натянуть на себя свои старые вещи я бы не смог ни при каких обстоятельствах.

— Нет, это вещи покойного Иван Иваныча. Ваши совсем истрепались. Екатерина Дмитриевна просила померить, может быть, что-нибудь подойдет.

— А кто такой Иван Иванович?

— Муж Екатерины Дмитриевны.

Мне очень не хотелось надевать вещи покойного купца, но кажется, у меня не было другого выбора.

— А давно он умер?

— Давно, пять лет назад. Я тогда еще здесь не служила.

— Екатерина Дмитриевна хорошая барыня? — поменял я тему разговора.

— Очень хорошая, в ней много душевности и дружества, — похвалила хозяйку Марьяша.

Девушка развязала узел с вещами и начала раскладывать их на туалетном столике.

— А что здесь за пьесу ставят? — спросил я ее, вспомнив про несостоявшуюся репетицию.

— Это барыня придумала. Комедь называется.