Онлайн книга «Ангелы террора»
|
— Если вы не станете выполнять тюремные правила, вас подвергнут заключению в строгий карцер, — предупредил унтер-офицер. Попадать в карцер мне не хотелось, как и позволять себя сразу же пригнуть. — Я требую освидетельствования побоев независимым врачом и прокурора, — твердо сказал я. — Как вам будет угодно, — сказал унтер-офицер, пожал плечами и вышел из камеры. — Зря вы так упрямитесь, господин студент, — сочувственно сказал коридорный надзиратель, деревенского обличия человек с простым, добродушным лицом. Он так и остался стоять в открытых дверях, с любопытством слушая наш разговор. — Взаправду ведь в карцер посадят. Что хорошего? — Пусть сажают. — Ну, как вам это будет благоугодно. Только что за охота сидеть в темноте и холоде. Простынете только, а там и до чахотки недолго. Сколько вашего брата бунтарей здесь мрет, ужасти! Однако, в карцер меня на этот раз не посадили. До утра больше не трогали, а после завтрака, от которого я отказался, повели на допрос. Этой ночью я спал так, как обычно спит любой нормальный человек в первую ночь в тюрьме — лежал и смотрел в темный, закопченный потолок и боялся неизвестности. Тем более, что было совершенно непонятно, за что меня задержали. Никаких государственных преступлений я за собой не знал. Другое дело, уголовных. Вот если все мои уголовные «злодейства» сумеют вычислить и обобщить…. В следственной камере меня ждал жандармский штабс-капитан, довольно молодой человек с тонкими пижонскими усиками. Я вошел и остановился возле порога. Он вежливо привстал из-за стола: — Проходите, пожалуйста, господин студент, садитесь, — вполне любезно пригласил он и указал на стул. Я молча поклонился, подошел к столу и сел напротив него. Штабс-капитан внимательно рассматривал меня, несомненно, ожидая вопросов по поводу причины ареста и возмущения по поводу задержания, обычных в такой ситуации. Я не доставил ему этого удовольствия, молча сидел и разглядывал его тщательно подбритые усики. Капитан, однако, никак не отреагировал на такое повышенное внимание к своей внешности, лишь усмехнулся и, не представляясь, спросил: — Почему вы отказались выполнить законное требование старшего надзирателя сменить партикулярное платье на нашу специальную одежду? Я на его вопрос не ответил, а сразу же заявил протест: — Меня при задержании избили ваши жандармы. Я требую медицинского освидетельствования и прокурора по надзору, — сказал я, не обращая внимания на его нарочитые, насмешливые ухмылки. — Даже так! Вы чего-то требуете! — тонко улыбнулся жандарм. — У вас, видимо, большой опыт тюремного содержания! Только на этот раз вы ошиблись адресом. У нас требовать не положено. Тем более, мне доложили, врач вас уже осматривал и нашел совершенно здоровым. И прокурора я вам предоставить не могу. Жандармский корпус прокуратуре не подчиняется. Если у вас есть жалобы на действия наших низших чинов, можете подать их мне. — То есть как это? На вас нужно жаловаться вам же? — Именно-с. По принятым правилам Устава уголовного судопроизводства от 19 мая 1871, жандармский корпус самостоятельно расследует должностные проступки своих нижних чинов и офицеров. — Вы это серьезно говорите? — спросил я, наконец доставив ему удовольствие своей растерянностью. — За вами нет никакого надзора, и вы можете делать все, что хотите?! — В совершенности, — витиевато ответил он, — если только Его Величество Государь император не изволит распорядиться… — Понятно, — перебил я, не дослушав, — тогда у меня вопросов больше нет. Мы опять какое-то время молча сидели друг против друга. Первым нарушил молчание жандарм: — Вам не нравится Устав уголовного судопроизводства? — Мне? — удивился я. — А что, кого-нибудь интересует по этому поводу мое мнение? — Вас, я вижу, вообще ничего не интересует, даже то, за что вы арестованы! — Это как раз меня интересует, и за что же? Теперь, по мнению следователя, наступил хоть какой-то прогресс в расследовании. Он слегка приободрился и применил «домашнюю наработку»: — Вам лучше знать о своих преступлениях! И для вас будет лучше, если вы облегчите душу чистосердечным признанием! Я ничего на это не ответил и продолжал любоваться его усиками. Он опять не выдержал первым: — Вы намерены давать показания? — Намерен, только вам придется мне подсказать, какие мои преступления вас интересуют. — У вас их так много, что не можете все вспомнить? — Да, а у вас? — Что ж, если вы намерены разговаривать в таком же тоне, мне придется поступить с вами по службе, а не по дружбе, — сказал он с угрозой в голосе. — Тогда пеняйте на себя! — А разве мы с вами друзья? — ? — поднял он брови, явно не понимая, о чем я спрашиваю. — Вы сказали, что будете поступать со мной не по дружбе, а по службе, вот я и не понял, что вы имеете в виду. Или вы собираетесь предложить мне свою дружбу? Кажется то, что я сказал, штабс-капитану не понравилось. — Назовите свое имя и звание, — холодно приказал он и придвинул к себе стопку бумаг. Вопрос мне был неприятен, и я попытался его блокировать в прежней развязной манере: — Вы меня арестовали и не знаете, кто я такой? — ехидно спросил я. — Хорошо же вы работаете, господа жандармы! Не знаю, что послужило причиной взрыва, возможно, я пересолил, и у штабс-капитана лопнуло терпение, но он пронзительно закричал на меня и даже стукнул кулаком о стол: — Господин студент, вы забывайте, где находитесь! Хотите отправиться в Сибирь?! В Сибирь я ехать не хотел, потому на явную грубость никак не ответил. Сидел истуканом и любовался холеной капитанской физиономией. Однако, и такое пристальное внимание к своей персоне жандарму почему-то не понравилось. Он начал явно нервничать, это стало заметно по тому, как он забарабанил пальцами по столу. — Господин Синицын, вы что, добиваетесь помещения в карцер? — впервые он назвал меня по фамилии, отчего у меня сразу исчезло внутренне напряжение. Вопросы у жандармерии были не ко мне, а к калужскому мещанину Синицыну, лицу вымышленному. Чтобы зря не дразнить следователя, я поменял задиристый тон на рассудительный. — Ничего я не добиваюсь. Вы арестовали меня ни за что, ни про что и еще предъявляете мне претензии. Это ваша работа обвинять, вот и обвиняйте. — Пожалуй, — вновь изменил тактику жандарм, он ласково улыбнулся. — Вы арестованы за участие в незаконных, антиправительственных сборищах! Чего другого, но такого поворота я никак не ожидал. Я так удивился, что в мое искреннее недоумение поверил, кажется, даже жандарм. — Вы это говорите серьезно? О каких сборищах идет речь? |