Книга Турецкий ятаган, страница 71 – Сергей Шхиян

— Правда? Это очень хорошо! У меня кровь идет?

— Сначала шла, потом престала. Знаешь, я так испугалась. Ты лежал и не дышал.

— Алена, тебе еще придется кое-что сделать, — сказал я, — подними мою правую руку и держи ее над ранами. И не бойся, если я опять засну.

— Зачем?

— Так надо.

— Давай я тебя отведу в баню, а то здесь земля сырая.

Я хотел сказать, что лучше лежать на сырой земле, чем в сырой, но экономя силы, заговорил о более в данным момент важном:

— Когда я засну, сходи к покойному, забери и спрячь его пищаль. И еще у него на поясе есть рог с порохом и мешочек с пулями. Их тоже забери. Они нам могут скоро понадобиться. Разберешься?

Девушка не ответила. Мне показалось, что она отошла.

— Алена, ты где? — спросил я.

— Здесь. Не пойду я туда, я покойников боюсь. Вдруг он меня схватит!

После того, как она отправила ненормального на тот свет, страх ее был вполне обоснован.

— Ладно, потом разберемся с покойниками, а теперь подними мою правую руку и держи над ранами так, чтобы ладонь не касалась тела.

Я почувствовал, как девушка взяла меня за запястье, и поднимает руку. Таким способом самолечения я еще не пользовался, но другого выхода не было. Сам я руку поднять был не в силах.

Однако все происходило как обычно, раны начали пульсировать остаточной болью, а на меня вскоре навалилась слабость.

Я сосредоточился чтобы не провалиться в спасительное беспамятство и, сколько мог, контролировал свое состояние. Когда почувствовал, что дошел до предела, прошептал:

— Все, хватит.

Теперь можно было отдохнуть. Я лежал на «сырой земле» и чувствовал, как ко мне постепенно возвращаются силы. Алена была рядом. Небо между тем заволокли тучи, подул холодный, порывистый ветер. Вот-вот должен был начаться дождь, и нужно был прятаться под крышу.

— Помоги мне подняться, — попросил я.

Встать удалось без особого труда, а вот идти я не смог. Ноги стали ватными и не выполняли команды. Тут-то Алена и показала, что «есть еще женщины в русских селеньях»! Я потом только диву давался, как она смогла дотащить меня до землянки, да еще и спустить вниз по ступеням.

Я лег на лавку, а она примостилась рядом. Потревоженные раны вновь начали кровоточить, и боевой подруге опять пришлось отирать мою героическую кровь. Делала она это так сноровисто, как будто имела опыт патронажной сестры. Наблюдение за ее действиями лишний раз подтвердило мое патриотическое убеждение, что у нас в стране живут не только безрукие уроды.

— Ты не бойся, я тебя одного не брошу, — неожиданно пообещал девушка. — Останемся вместе до конца.

— Ты это к чему? — не понял я. Мне казалось, что у нас все самое плохое уже позади, жизнь налаживается, и вообще, все почти прекрасно.

— Пока ты выздоровеешь, нас все равно найдут, — грустно сказала она. — А я живой им не дамся.

— Если ты, пока не пошел дождь, принесешь сюда пищаль и огневой припас, то с нами никакие стрельцы не справятся. Бояться нужно живых, а не мертвых. Ведь ты, Алена, — совершенно необыкновенная девушка!

— Правда? — смутилась она. — Ты так считаешь?

— Считаю. И если бы я не был уже женат…

— Хорошо, я попробую.

Девушка решительно встала и нерешительно пошла к выходу. Я вполне понимал, какие страхи ее тревожат, но терять шанс завладеть вполне боеспособным оружием было нельзя.

— А он мне, правда, ничего не сделает? — напоследок спросила она.

— Иди, ничего не бойся, — опять подбодрил я. — И посмотри, нет ли поблизости стрельцов.

Алена, наконец, вышла, а я попытался заняться самолечением, но не успел. Девушка появилась едва ли не через минуту.

— Вот! — закричала она, скатываясь по ступеням в землянку. — Я еще саблю взяла! А он совсем не страшный!

— А я что тебе говорил! Я сейчас намного полечусь и, думаю, что к вечеру уже смогу встать.

Однако встать на ноги в этот день мне не удалось, неожиданно поднялась температура, меня начало то бросать в жар, то знобить. Когда делалось чуть легче, я сразу же принимался за самолечение. Моей сиделке пришлось возиться со мной весь вечер и большую часть ночи. Она только и успевала, что менять лучины и ставить мне на лоб холодные компрессы. Несколько раз я терял сознание, но как только приходил в чувство, упорно продолжал лечиться и к утру, кажется, переломил болезнь. Этой ночью нам обоим пришлось несладко, я был как выпотрошенный, да и Алена едва держалась на ногах. Я уговорил ее лечь.

В нетопленной землянке было сыро и холодно, и нам пришлось укрыться одним тулупом. Теперь, после всех этих передряг, мы так сблизились, что ни о каком стеснении или подозрениях с ее стороны, не было и речи. Алена прижалась ко мне, я ее обнял, и мы проспали почти весь день.

Когда она проснулась, я был уже почти в норме. Грудь еще болела, но дышал я без труда, и в голову, кроме наших рутинных забот, лезли вполне земные, даже фривольные мысли.

Вероятно, почувствовав, что мои объятия не совсем невинны, девушка вежливо освободилась из моих не совсем братских рук, быстро встала и тут же выскочила на улицу. Отсутствовала она долго, наверное, приводила себя в порядок. Когда она вернулась, ее щеки были еще влажными, в волосы каким-то чудом расчесаны и заплетены в две косы. Я же все это время исследовал свои раны. Кажется, на этот раз меня пронесло, никаких серьезных повреждений не было и, самое главное, остановилось воспаление.

— Смотри, у тебя уже почти все затянулось! — удивленно воскликнула Алена, рассмотрев мою уязвленную плоть. — Ты, случаем, не колдун?

— Нет, скорее знахарь, хотя одно другому не мешает. У нас еще осталась жареная рыба?

— Нет, но я вчера вытащила невод, как стемнеет, нажарю еще.

— Ты, невод, одна?! — ревниво поразился я. — Как тебе удалось?

— Я же видела, как ты это делал, — с нарочитой скромностью ответила Алена и даже потупила глазки, — я тоже вытянула из воды лодку и плавала на ней по пруду.

— Ну, ты, девушка, даешь! — восхитился я. — Ты просто молодец!

Комплимент, кажется, пришелся ко двору. Однако обсуждать свои достижения она не захотела, спросила обо мне:

— Ты сегодня уже сможешь ходить?

— Да, потихоньку смогу. Только сначала на всякий случай заряжу аркебузу, мало ли что! А потом нам с тобой нужно будет похоронить того человека.

Предложение возиться с убитым у Алены восторга не вызвало, но она не возразила и, меняя тему разговора, по-матерински заботливо предложила:

— Ты же голодный, поешь репу? Она холодная, но вкусная.

— Потом, когда очень проголодаюсь, — ответил я, с отвращением глядя на этот пареный корнеплод. — Удивляюсь, как вы можете есть такую безвкусную дрянь!