Книга Боги не дремлют, страница 50 – Сергей Шхиян

— Хочешь еще выпить? — коварно предложил я.

— Кто же не хочет? — честно сознался Илья. — А ты кто такой, я тебя, вроде, раньше не видел?

— Ты, что, Илюша, неужто меня забыл? Мы же с тобой столько водки вместе выпили! — с упреком сказал я, решив попробовать заболтать пьяного караульного.

Илюша посмотрел на меня оловянными глазами, и напомнил:

— Ты поднести обещал!

— А барин не заругается? Он с тебя за пьянство с живого шкуру спустит!

— Где тот барин! — небрежно сказал Илья. — Ускакал твой барин!

Теперь мне сразу стало понятно поведение верных вассалов. С отъездом помещика для них началась воля.

— А француза, что захватили в барской избе, с собой взял?

— Нет, в сарай велел посадить, — икнув, ответил он, — у барина нынче горе, преставился его любезный друг. Он его хоронить повез. Ну, так как будем пить или разговоры разговаривать?

— Пойдем в дом, там и выпьем, — предложил я. — Чего нам тут под дождем мокнуть!

— Под дождем? — переспросил он. — Так нет же дождя!

— Нет, так будет, — успокоил я.

— А Семен? — строго спросил он, и показал пальцем на подземный ход. — Он хоть и сволочь человек, а не поднести ему нельзя, обидится!

— Зачем нам Семен? — обнял я за плечи караульного, незаметно убирая кинжал. — Он как проспится, сам придет.

Довод оказался убедительным, Илья с ним согласился, и мы начали вылезать наверх. Его развозило все сильнее и пришлось повозиться, пока он смог выбраться наверх.

В усадьбу мы пошли обнявшись. Меня отсутствие помещика чрезвычайно обрадовало. Можно было надеяться, что выручить Матильду удастся без труда и лишних жертв. Судя по состоянию моего нового знакомого, как только исчез надзор, в усадьбе сразу же началась пьянка. В принципе, караульный мне теперь мешал, но вернуться с ним было удобно в тактическом плане, особенно если не все гайдуки перепились. Мы вышли на тропинку и медленно брели по ней в обход охотничьего дома. Теперь мне стало понятно, почему Илья появился не с той стороны, откуда я его ждал.

Водка развязала язык еще недавно сдержанному и осторожному Илье, и он, еле ворочая языком, начал хвастаться своими талантами. Я надеялся, что он что-нибудь расскажет о помещике, но скоро его заклинило, и он вообще замолчал.

Наконец мы добрались до ворот, и вошли во двор. Там никого не оказалось. Я спросил Илью в каком сарае заперли француза. Он посмотрел на меня мутными, бессмысленными глазами, попытался что-то сказать, но у него ничего не получилось. Лицо исказила гримаса, а изо рта начала вытекать слюна. Он опьянел как-то неправильно и выглядел скорее больным, чем пьяным. Я подумал, об отравленном вине, которого было много в доме, и спросил:

— Что ты пил?

Илья не ответил и начал оседать на землю. Потом его начало рвать. Он ползал по двору на четвереньках, теряя человеческий облик. Я его оставил и пошел в дом. Выломанные двери висели на одной петле. Я заглянул в залу и остановился на пороге. На полу в самых экзотичных позах лежали люди. Среди них были и обе женщины. В нос ударил такой мерзкий запах, что пришлось зажать нос.

Догадаться, что здесь произошло, было несложно. Все почему-то опились отравленным вином. Я вышел из дома на свежий воздух. Илья уже затих и лежал, скорчившись перед крыльцом.

Я побежал через двор к службам. Двери в конюшню оказались открыты настежь. Я туда только заглянул и бросился дальше. В сенном сарае Матильды не оказалось. Дверь крайнего сарая оказалась подперта колом. Я отбросил его и вошел внутрь. Моя бедная подруга стояла посередине сарая на коленях. На нее были надеты примитивные деревянные колодки, а в рот засунут кляп.

— Сейчас, потерпи, я тебя освобожу, — сказал я, помогая ей подняться, но у нее оказались еще и связанными ноги.

Пришлось вынести ее наружу на руках и там разрезать веревки и снять оковы. Выглядела Матильда жутко, все лицо разбито и в крови. Однако, — и это было главное, — жива, и полна свирепой ненависти.

— Где этот негодяй?! — первое, что спросила он, когда я осторожно освободил ее от кляпа. — Ты его убил?

— Нет, он уехал, а все его люди, что оставались здесь — мертвы, — ответил я, помогая ей подняться.

— Тогда что мы стоим, его нужно догнать! Седлай лошадей! — закричала она, вырвалась и, шатаясь, пошла в конюшню.

— Подожди, куда ты в таком виде! — попытался я ее остановить. — Я не знаю, куда он уехал, а тебе нужно хотя бы умыться!

Женщина остановилась и, теряя силы, опустилась прямо на землю, потом обижено спросила:

— Почему тебя так долго не было?

— Пришел, как только выбрался из подземного хода, — ответил я. — Давай я помогу тебе дойти до колодца.

Я довел ее до колодезного сруба, усадил на его край и достал воротом ведро воды. Матильда безучастно сидела, не обращая ни на что внимание. Я осторожно обмыл ей лицо. Судя по синякам и ссадинам, били ее жестоко, и мне даже показалось, что повредили левый глаз и сломали нос. Во всяком случае, он сильно распух, от чего она сразу лишилась своего задорного очарования.

— Очень больно? — сочувственно спросил я, старясь действовать крайне осторожно, чтобы не причинять ей лишние страдания.

— Ничего, потерплю, мне теперь главное — поймать этого негодяя! — полным ненависти голосом ответила она. — Я заставлю его за все заплатить! Ты даже не представляешь, что это за мерзавец!

После того, что я видел всего несколько минут назад в охотничьем доме, я это вполне представлял. Мало того, не меньше Матильды хотел встретиться с благородным стариком. Однако, пока она находилось в таком плачевном положении, ни о какой погоне не могло быть и речи. К тому же я не знал, ни где находится имение, ни даже имени помещика. Также не стоило забывать, что война еще не кончилась, и по округе бродят десятки тысяч вражеских солдат, беженцы, партизаны и мародеры.

— Поймаем, куда он денется, — бодро ответил я. — Погоди, я тоже умоюсь.

Сделать это оказалось тоже не просто, мою одежду и лицо покрывал слой жидкой грязи. Пришлось с головой окатить себя водой, благо одежда у меня была непромокаемая.

— Все, — сказал я, оканчивая водные процедуры, — теперь пойдем лечиться.

С моей помощью Матильда встала, и мы пошли в сенной сарай.

Первым делом я соорудил ей ложе из сена. Теперь, когда у нее прошел первый запал, Матильда еле двигалась. Мало того, что ее избили, и она стерла на шее и руках колодками кожу, ей видно так выкручивали руки, что, кажется, растянули сухожилия. Я и сам чувствовал себя таким разбитым, словно прополз на коленях и животе четверть километра, так что парочка из нас получилась вполне подходящая.

— Сейчас немного приду в себя и начну тебя лечить, — пообещал я, ложась рядом с ней. — Ничего, все скоро наладится, главное, что мы живы.