
Онлайн книга «Двум смертям не бывать»
— Он и в самом деле твой жених? — Да, господин, — прошелестела она. Рамон перевел взгляд на парня: — Отдай ее мне. Девушка дернулась и тут же замерла, остановленная жесткой рукой. — Будет ласкова — глядишь, и смилостивлюсь, — медленно проговорил рыцарь, не отрывая взгляд от перемазанного грязью, поросшего редкой бородкой лица. — Забирай, господин, — вскинулся тот. — Делай что хочешь, только пощади! Рамон долго молчал. Потом отпустил девичий подбородок, шагнул к парню. — Что ты за мужчина, если готов откупиться честью своей женщины? Бертовин, этого — повесить. Она пусть идет. — Господин! — теперь в ноги кинулась девушка. — Я буду ласковой, господин! Только отпусти его! Я сделаю все, что ты скажешь! — Уходи, — отчеканил Рамон. — И быстро. Иначе мне, чего доброго, взбредет в голову отдать тебя моим людям. Она охнула, подхватилась с колен, порскнула прочь. Двое подняли упирающегося парня, поволокли к дереву. — Да чтоб ты сдох, сволочь! — Сдохну, — ответил рыцарь. — Но позже, чем ты. За спиной шевельнулся Хлодий: — Рамон… господин, я прошу о милосердии. — Нет, — не оборачиваясь, ответил тот. Рамон взобрался в седло, тронул поводья, не дожидаясь, пока повисшее на веревке тело перестанет дергаться. Когда ветви деревьев скрыли повешенного, придержал коня, в упор глядя на оруженосца. — Ты говорил о милосердии. Так вот, то, о чем ты просил, — это не милосердие. Он нарушил закон. Спусти это один раз, настанет и другой. Потом закона не станет вообще, а следом не станет и нас. Просто сожрут. Понял? — Да. Но… зачем ты издевался над ним? Если не собирался его отпускать, зачем предлагал откупиться девчонкой? Рамон усмехнулся. — Хотел, чтобы ты увидел, до чего может дойти человек, пуще всего на свете ценящий свою жизнь. Увидел и запомнил. Глава 2
С окрестных холмов лагерь было видно как на ладони. Низину у излучины реки покрывали яркие шатры в цветах рыцарских гербов, над шатрами реяли штандарты [4] . Ветер нес многоголосый гомон, лай собак, конское ржание. Вблизи окружавший лагерь частокол выглядел не слишком добротно, а ворота оказались и вовсе распахнутыми. — А где часовые? — изумился Хлодий — Какие часовые? — хмыкнул Рамон. Оруженосец был прав, но то, что пишут в наставлениях для юношей, далеко не всегда совпадает с реальностью. — На западе все будет по-другому, но сейчас мы в своей стране. Так что пока ждем, когда все подтянутся, да в пути… сущий бордель на марше. Словно в подтверждение его слов, за ближайшим полотнищем раздалась площадная брань. Из палатки вылетела рыдающая простоволосая девка, бросилась прочь. Бертовин проводил ее взглядом. — Госпожи здесь нет, мигом бы порядок навела. — Только ее тут и не хватает, — проворчал Рамон. — Ладно, бери сына, идите за герольдом [5] маркиза, пусть покажет, где становиться. А мы пока здесь подождем. Искать герольда долго не пришлось. Его шатер стоял недалеко от стяга маркиза, младшего сына герцога Авгульфа. По приказу отца тот возглавлял войско в пути. Человек в цветах герцога показал Бертовину площадку, отведенную для Рамона и его копья, дождался, пока оруженосец сходит за господином, поклонился: — Маркиз хочет видеть вас у себя. В любое время, когда вы сочтете нужным. — Хорошо, — кивнул Рамон. — Тогда передай, что я сейчас. Он обернулся к своим людям: — Устраивайтесь тут. Хлодий, меня не дожидайся. Когда вернусь — не знаю. Он огляделся, приметил штандарт маркиза и направился к нему, стараясь не потерять стяг из виду. Вскоре показался и шатер из крашенной в цвета герба — золото и чернь [6] — ткани. Стоящий у полога латник поклонился: — Господин ждет. Рыцарь кивнул, шагнул за полотнище. Отвесил строго предписанный этикетом поклон. — С каких это пор ты начал мне кланяться? — поинтересовался маркиз. Рамон выпрямился, поднял взгляд на смеющееся лицо: — Да кто тебя знает: за два года мог и вспомнить, что я как-никак твой вассал. — Во-первых, моего отца. Я хоть и его наместник на этих землях, но все же не он. А во-вторых, брось эти церемонии. Здравствуй. Я скучал по тебе. — Здравствуй, Дагобер. Молодые люди обнялись. — Садись, — продолжал маркиз. — Погоди, сейчас распоряжусь, чтобы принесли вина и больше никого не пускали. Рассказывай.
Рамон принял кубок у слуги, пожал плечами: — Да не о чем рассказывать. Приехал. Отобрал у матушки дела. Никого не видел, ни о ком не слышал. Потом письмо пришло от герцога. Собрался и поехал. Судя по всему, Дагобер и в походе не собирался отказываться от привычных удобств: стол выглядел тяжелым и добротным, стулья покрывала резьба, а посуда, которую слуги расторопно расставляли на столе, была серебряной. — Я думал, останешься дома, кого из вассалов отправишь. Или щитовые деньги пришлешь. Рамон подождал, пока маркиз возьмет с блюда кусок жаркого, потянулся за своей долей. — Щитовые я сам собрал. Пригодятся. А вассалы… не больно-то и рвались после прошлого раза. Пусть их. — Решил, значит, сам. Я бы отказался от дороги в один конец. Оленина оказалась жестковатой, впрочем, проголодавшегося с утра Рамона такие мелочи не волновали. Тем более что вино было выше всяких похвал. — Ну да, лучше сгнить в стенах замка. Фамильный склеп, безутешные родичи, которые не проронят и слезинки. Убитая горем мать, которая после смерти сыновей немедленно спровадит невесток [7] в монастырь, как уже проделала это с женами братьев своего мужа. Пусть без меня развлекаются. Не над моим телом. — Рыцарь поморщился, потом через силу улыбнулся: — Ладно, все это неинтересно. Считай, что я просто поскупился. Лучше сам расскажи, ты ведь только что с запада. Как там? |