Книга Прикосновение горца, страница 59 – Карен Мари Монинг

– Скачи во весь опор в замок Броуди. Передай приказ Цирцену, чтобы он со своими людьми присоединился к нам у церкви Св. Ниниана, что на Римской дороге. Скажи ему, что дорога каждая минута, и пусть берет с собой всё оружие, которым располагает.

Гонец облегченно вздохнул и, выбежав из палатки, помчался в Инвернесс.

* * *

Лиза и Цирцен исследовали друг друга с безудержной радостью, полностью затерявшись в созданном ими мире. Цирцен смеялся теперь чаще, чем за все столетия вместе взятые. Лиза стала болеё разговорчивой, обсуждая вслух мысли и ощущения, доселе дремавшие в ней, о чем она даже не подозревала. Так они открывали другу друга заново, обнажая самые дальние уголки души, нуждавшиеся в дневном свете.

Вдвоем они бродили по поместью, устраивали пикники на свежем весеннем воздухе, бегали в пристройку, чтобы уединиться. Там Лиза призналась Цирцену, что видела как-то, чем занимались Дункан с Элисон.

– Ты смотрела? – Цирцен собственнически нахмурился. – Ты видела этого бесстыдника совсем раздетым?

– Да.

Щёки Лизы пылали.

– Мне это не по нраву. Ты до конца жизни не взглянешь ни на одного голого мужчину.

Лиза захохотала. От его речей отдавало средневековьем.

– Он не так красив, как ты.

– Все равно мне это не нравится. То, что ты его видела, заставляет меня злиться на Дункана просто за то, что он мужчина.

После чего Цирцен стёр её воспоминание о красавчике Дугласе у стены в хижине.

Дважды.

Долгие ночи они проводили попеременно то в его постели, то в её, а одну позднюю ночь даже на лестнице, когда Главный зал пустовал. Лиза поведала о своей жизни, и, постепенно, сбивчиво, Цирцен стал рассказывать о своей. Но Лиза чувствовала, что он кое-что недоговаривает. Из-за их странной связи, девушка была способна чувствовать в нём мрак, который то разрастался, то шел на убыль без видимой причины. Иногда, когда воин наблюдал за играющими на внутреннем дворе детьми, он погружался в молчание, и Лиза ощущала необычную смесь боли и злости, которую попросту не понимала.

Обитатели замка радовались, что хозяин вновь стал смеяться, и Дункан с Галаном аж сияли, когда им доводилось обедать вместе с лэрдом и его спутницей. Кануло в Лету соблазнение за ужином наедине – теперь Цирцен приберегал его на болеё позднеё время в их покоях. Теперь они ели не в столовой, а в Главном зале, вместе с рыцарями и изредка с тамплиерами.

Лиза медленно и неотвратимо проникалась бытом четырнадцатого столетия. Она научилась любить ниспадающие платья и пледы, даже сидеть в обществе женщин, наблюдая, как они окрашивают нити и превращают их в ткани цветов клана Броуди.

Лизе пришлось по нраву, что вечерами люди садятся возле домашнего очага и охотно беседуют, а не уединяются в мире электроники среди телевизоров, телефонов и компьютерных игр. У них водились богатые красочными подробностями предания, что передавались из уст в уста. Дункан и Галан знали историю своего клана за несколько столетий и ткали узор величественных повествований о многочисленных героях клана Дугласов. Лиза слушала, перебирая в уме собственную родословную, выискивая заслуживающего упоминания предка из семьи Стоунов, но кому интересно, что чей-то дядя был адвокатом? Мог ли он нарубить дров и наносить воды?

В блаженстве текли дни и ночи, и Лиза начала понимать, почему её мама потеряла тягу к жизни, когда умер Джек. Если её мамочка ощущала хоть десятую часть того, что Лиза чувствовала к Цирцену, то потеря мужа обернулась для Кэтрин сокрушительным ударом. Кэтрин столько потеряла за один день: свою любовь, способность ходить, весь уклад жизни. Лиза вновь прониклась уважением к силе духа Кэтрин, только сейчас понимая, как велика была потеря для матери, и её боль, что она вынуждена была продолжать жить без Джека.

Сила и любовь Цирцена всегда окутывали Лизу защитным покровом. Она не могла представить, как обходилась без этого прежде. Благодаря устойчивой связи между ними ей было постоянно известно, что с ним происходит, неважно, где находился любимый. Это ничуть не докучало, впрочем, девушка обнаружила - чувствуя потребность в полном уединении, когда пользовалась ночным горшком – что связь эту можно ослабить по желанию. Никогда больше она не будет одинокой. Иногда, когда Цирцен уезжал далеко со своими людьми, стоило ему развеселиться, и Лиза тотчас ощущала его низкий смех, отдающийся внутри неё, хотя и не имела ни малейшего представления, от чего он смеялся.

Иной раз Лиза чувствовала его разочарование, пока он был с рыцарями. Даже, не ведая причину его злости, её затапливала неукротимая мужественность Цирцена, когда он орал, махая боевым топором и яростно защищая свою землю. Через их узы Лиза испытывала мужские чувства и потребности, которые сроду раньше не понимала, и её приводило в восторг знание того, что и Цирцен ощущает её тонкую женскую сущность.

Так было до тех пор, пока Лиза не спросила, не знает ли он о щенках, которых она могла бы взять себе. Её потрясло, какой глубокий мрак и горечь на мгновение поглотили его внутри.

Они сидели на каменной скамье возле отражающей поверхности пруда – это уже стало их любимым местом – наблюдая, как дети гоняют мяч из пузыря во внутреннем дворе. Маленькая дворняжка бросилась в самую гущу свалки и схватила мяч своими острыми зубками, а когда тот лопнул в её пасти, высоко подпрыгнула в воздух, неистово тявкая, забавно пытаясь очистить нос от налипших ошметков кожи. Ребятишкам ничего не оставалось, как хихикать над ней, и Лиза смеялась, пока слёзы не выступили на глазах.

– Я хочу щенка, – сказала она, когда немного успокоилась. – Я всегда мечтала о нём, но квартира была слишком маленькой и…

– Нет.

Сбитая с толку, она перестала улыбаться. Волна горя, исходящая от Цирцена, поглотила Лизу. Она накрыла девушку, вызвав глубокое ощущение пустоты.

– Почему?

Цирцен размышлял, уставившись на тявкающую дворняжку.

– Зачем тебе щенок? Они, знаешь ли, долго не живут.

– Нет, живут. Они могут жить десять или пятнадцать лет, в зависимости от породы.

– Десять или пятнадцать лет. Потом они умирают.

– Да, – согласилась Лиза, не в силах понять его сопротивление. Ещё одна волна мрака и злости поднялась вокруг неё. – У тебя уже был щенок?

– Нет. Пойдём. Давай, прогуляемся. – Цирцен встал, протягивая руку. Уводя Лизу от играющих детей, он повел её в густую рощу.

– Но, Цирцен, мне не важно, что щенок умрёт когда-нибудь. По крайней мере, я буду любить его, пока он будет со мной.

Воин толкнул Лизу спиной к дереву и жестко припечатал ей рот поцелуем.

Хм , - глухо выдохнула Лиза, когда Цирцен зажал её между собой и деревом. Её накрыли его чувства: боль, безнадёжность и голод, приправленный дичайшей потребностью безраздельно владеть ею, поставить на ней своё клеймо. И что-то ещё, нечто, что дразняще плясало вне её досягаемости.