Онлайн книга «Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов»
|
– Ну так… – Вот и смотрите. Ценный инструмент берегут как зеницу ока. Потому что нужен, а другой такой на земле не валяется. И заменить нечем. Конечно, побояться придется. Но за все платить надо, увы-увы. – Тут Кабанова глубоко вздыхает и неожиданно говорит: – Думаете, я не боялась, когда тогда, в самом начале, занялась экспериментами? Да я испугалась до заикания, когда у нас в тихой поликлинике такой массакр начался. Еле водой отпоили. Домой физически не могла пойти, ноги не шли от ужаса. Вот и занялась полузабытым и знакомым делом. Чем еще в студенческом научном обществе увлекалась, на патфизиологии. Отвлеклась, да и результаты оказались интересными. Про страх забыла, пока работала. Только этим и спаслась… – Надо же, а я со стороны видел прямо ледяную крепость, – вспоминаю я свои безуспешные попытки уговорить Кабанову бросить возню с хомяками и бежать. – Я ж говорю про вашу наивность, – улыбается Кабанова. Мне приходится съесть пилюлю. Хотя любой женщине хочется иногда выглядеть слабой и беззащитной, но не факт, что и впрямь все было так, как Валентина Ивановна рассказывает. Голос у нее в телефонной трубке был непререкаемым. Но отчасти она права – место под солнцем даром давалось только при социализме. Сейчас так или иначе его надо завоевывать, а мы вроде неплохо заняли эту нишу околомедицинского снабжения. И не слишком накладно, и не очень чтобы тяжело… Вон продуктовая служба базы живет не так вольно – им надо обеспечить жратвой население острова, а тут сейчас около тридцати тысяч человек, да еще большие группы вне острова. А каждому человеку требуется в день порядка полутора кило еды, да еще на зиму надо запас создать. Вот и таскают, как муравьи. Я бы окуклился вот так изо дня в день вывозить склады, закладывать жратву на хранение, а они ничего, вполне довольны своей жизнью. Многим, наоборот, очень нравится, что нет никакого риска и их охраняют. Тут ухитрились наладить телевидение, есть в Кронштадте и своя радиотелекомпания – вот на ее базе и заработало. Электричество далеко не у всех, да и не стабильное, так развернули несколько видеосалонов, прямо как в 1990 годы. Только в салонах и просто телевизоры работают, сериалы гонят. Народ ходит… – Так что поволноваться придется. Оно окупается, – сбивает с меня задумчивость голос Кабановой. – Ну я заметил, что вы обрадовались, когда мы за вами заявились… – Еще бы не обрадоваться. Обещали утром приехать четверо сотрудников. Из них одна Юля отзвонилась, плакала, укусили ее. А остальные пропали бесследно, как в воду канули. В итоге явились вы, необещавший… – Меня Сан Саныч напряг. – Я помню… Помолчали. – Так что если хотите знать больше, придется соглашаться работать совместно. – Что-то мне говорит, что выбора у меня особого нет? – Выбор всегда есть, – пожала плечами Кабанова. – И если я откажусь? – То вас повесят, расстреляют и утопят без права переписки. И пойдет другая команда. – Что-то у вас вид недовольный. – А с чего мне быть довольной? Это же не просто акция по зачистке территории ожидается. Тут все куда запутаннее и сложнее. И нужны не просто чистильщики, здесь думать надо будет, по-врачебному думать. Да еще и с прикладной военно-полевой психологией, причем не только нормальной, а… Как бы это сказать-то? Некропсихологией. – Психолог я, извините, никакой. Кроме институтского курса – шиш с маслом. – У вас чутье есть. И пожалуй, у вас единственного был внятный взаимный контакт с Мутабором. – А Алик? Он же с ним постоянно? – Да. И даже в шашки играют. Но контакта нет. Онли бизнес, как говорится. – Мне кажется, вы придаете слишком много значения случайности. Да и у меня тоже только бизнес и был. Мне – спасти свою шкурку, ему – заплатить по счетам моими руками. – Тем не менее зафиксировано, что вы с ним шутили, и он реагировал на ваши шутки адекватно. Особенно ценно – он тоже шутил. То же замечено было только в разговоре с вами и с вашим командиром. Но командир охотничьей команды погиб, так что пока только один контактер – вы. – Ну а вы, значит, и такие данные собирали? – Некролаборатория, так уж получилось, работает и на разведку, и под пристальным вниманием контрразведки. Раз так сложилось, глупо было не воспользоваться возможностями той и другой службы. К тому же неизвестно, что именно окажется крайне важным в дальнейшем. Как вы понимаете, мануал к Мутабору не прилагается. Нам все время приходится как по минному полю ходить. Идут постоянные требования, чтобы мы относились к нему именно как к морфу, но мы убедились, что такое отношение моментально выбьет из него остатки человеческого, а этого категорически не хочется допускать. – Из чистого гуманизма? – Да при чем здесь гуманизм? – искренне удивляется начальница некролаборатории. – Тогда что? – Чистая наука. Такое чудо попало в руки, уникальный объект для исследований, да еще в придачу с медобразованием в прошлом. Между прочим, это его тоже поддерживает – он ощущает себя работающим медиком. Иногда. Но при этом он еще и морф. Да мы и десятой части не получили еще от сотрудничества, потому терять его… – Тогда я вообще ничего не понимаю. – Именно. Ладно, серьезный разговор будет завтра. Я хотела, чтобы вы были в курсе того, что я об этом думаю. Нам эта операция необходима. Считайте, что вы второй раз лезете меня выручать, чтобы получить еще более важные данные. То есть полезете, если согласитесь. – Однако… – Да, как-то так. Мокрая и злая Ирка вылезла из оказавшейся достаточно глубокой лужи. Помогла выбраться собачонке, которая в мокром виде оказалась совсем жалкой и тощей. Выругалась и попробовала вытянуть мотоцикл. Не получилось. Поставила его вертикально, но сдвинуть с места опять не вышло. Плюнула с досады, полезла разбираться, щупая руками под водой. Под ногами пружинило, ерзало, и Ирина поняла уже, что случилось – справа-слева была болотистая низина с остовами давно загнувшихся от мокроты елочек. Дорога, разумеется, тут была все время размокшая. Даже лесовозы, видно, застревали, обочины тоже были раздрызганы. Накидали в эту ямину всяких сучьев и веток. Вот и потревожил эту подводную свалку мотоцикл, напоролся своими важными агрегатами на торчащий сук, и все – так на суке и застрял, как бабочка на булавке. А дернулось и зашевелилось – это как раз вся эта гать потревожилась. Ирина, будучи все равно уже мокрой и грязной, поводила под мутной водой руками… Да, наехала на одну ветку, та двинула как рычагом другую, поднявшую злосчастный сук навстречу мотоциклу. Напоролась, как медведь на рогатину. Стянула раненый мотоцикл с сука, выкатила на сухое место. От мотоцикла еще шел пар, торчали куски грязной коры, и что-то подтекало снизу, оставляя лужицы с радужными разводами. Тоскливо осмотрела мотоцикл и ясно поняла – машина накрылась. Полностью. И застряла она не пойми где. |