Книга Ночная смена. Лагерь живых, страница 12 – Николай Берг

— Вы там закончили?

— Да.

— Тогда поехали!

За руль свежедобытого «броника» садится Володька — ездил он на таких. Люки он не закрывает. Николаич хочет возразить, но воздерживается. «Найденыш» становится за первым УАЗом, и мы трогаемся дальше.

Семен Семеныч вертит подозрительно носом, хоть я и оставил перчатки и бахилы в поле, пахнет от нас с Сашей ощутимо.

— Что, одежку выкидывать придется? — спрашиваю нашего драйвера.

— Ерунда, выветрится все отлично. А не выветрится — так закопаем.

— Не по чину одежу-то хоронить! Выкинем где по дороге, и все.

— Не хоронить, просто закопать на пару дней. Земля отлично запах берет на себя.

— Это вы откуда знаете?

— Бабушка рассказывала. Во время войны носить-то нечего было. Так у них один инвалид что делал. Как фронт от деревни ушел, так он одежку с мертвецов собирал, обувь тоже. Детишки снятое прикапывали, бабы потом стирали, сушили и продавали на станции. Сами-то не носили, а на той же станции покупали себе одежку.

— Так, наверное, и покупали тоже с мертвяков?

— Может, и так. Но когда сам не видал — так и ничего.

— А почему инвалид одежку собирал?

— Он с фронта пришел, а там сапером был. Кроме него по лесам шляться дурных не было. Пацаны сунулись пару раз — кишки на деревьях оказались. Фронт-то через деревню туда-обратно несколько раз катался, все вокруг в минах. И ставили их не на несмышленых мальчишек, а на грамотных мужиков, так что пацанята вляпывались только так…

— А с инвалидом что потом было?

— Умер лет через пять. Он не просто так инвалидом стал, его ж порвало железом страшно. Руки-ноги вроде и остались, а весь ливер дырявый. После войны таких калек много было, так они лет десять, самое большее, жили. Всей деревней хоронили, если б не он, нищета была бы дикая. А он и не только одежду таскал, после войны в лесу много добра было, — заканчивает рассказ Семен Семеныч.

— Ясненько.

— А что там в БТР-то случилось?

— Черт его знает. Только похоже, что водитель из машины все же выскочил и мотор заглушил. Иначе хрен бы мы на ней сегодня поехали. А так и соляра есть, и аккумулятор живой. Начнем чистить — понятно будет. Но одно ясно, что кости этот морф челюстями дробил влегкую. Причем и такие, как бедренная. Так что челюсти-то не слабее, чем у гиены, а то и посильнее будут.

— М-да. Обратно повезло.

— А что там сзади, Семен Семеныч? Никаких сидений не было. Где же десант-то сидит?

— Что, такие сплошные полати, что ли, были?

— Ага. Не сиденья.

— Так это сиденья, только разложенные в лежачие места. В БТР и спать можно. Сиденья разложил — и дрыхни.

— Значит, лежачих везли?

— Скорее всего.

Тащимся по лесу, деревья с обеих сторон дороги. Спрашиваю Сашу — сообщили ли в Кронштадт, что везем еще кучу больных и раненых? Оказывается, да, уже успели. Жмурюсь, представляя глубокую благодарность за такой мой ответ на приглашение посетить первый с момента катастрофы медицинский семинар.

Неожиданно над дорогой довольно низко пролетает маленький, словно игрушечный самолет.

— Кронштадтский?

— Нет, тут оба аэродрома удержали — и Левашово и Горская.

— Лихо!

— Да ничего особенно лихого. Какие-никакие, а вооруженные силы тут были, а населения мало. Рота в масштабе такого города, как Питер, не величина. А для Левашово — вполне себе сила. Пустынных мест тут много. Мы вот только что проехали мимо Северного кладбища — так по нынешним временам самое спокойное место, а с другой стороны — Северная свалка. Неоткуда тут толпам зомби браться.

— Ну и соседство!

— Так и на юге то же самое: и кладбище и свалка рядом, через дорогу буквально.

Жужжит «длинное ухо». «Старшой» просит принять влево и собраться тем, кто находился рядом с бронетранспортером и стрелял по морфу. Останавливаемся, вылезаем. Николаич настоятельно рекомендует всем, принимавшим участие в охоте, воздержаться по прибытии в Кронштадт от рассказов, что морф просто и банально не мог выбраться из своей консервной банки. Стоит рассказывать, как и было, — отлично скоординированная система взаимодействия и высокая боеготовность остановили атаку морфа в самом начале. И точка. Можем продолжать движение. Залезаем в машины, трогаемся.

Ну это понятно. В итоге команда отбила броневик в честном бою с не хилых размеров и кондиций морфом. Двести кило с зубами — это и в Африке двести кило с зубами.

— Жук у вас «старшой», — ухмыляется Семен Семеныч.

— Не без этого, — соглашается Саша. — А что вы за песню хотели исполнить?

— Про Отелло?

— Ага.

— Что ж — извольте, да не завянут ваши ухи:

Отелло, мавр венецианский,

Один домишко посещал.

Шекспир узнал про это дело

И водевильчик написал…

Мотивчик очень напоминает что-то знакомое. Ах да! Конечно! Это же «Когда б имел златые горы…».

— Бис. Браво, бис, — вежливо говорит Саша и тихо хлопает в ладоши. Присоединяюсь.

— Вот если Валерка оклемается, мы вам еще споем дуэтом. Как, Доктор, есть у Валерки такой шанс?

— Возможно. Нечего далеко ходить — Кутузову в голову дважды пули попадали. И вполне себе выжил и ума не растерял. А вы бы нам в команде здорово пригодились.

— Я понимаю. Но тут такое дело…

— Мы помним, — отвечает Саша. — Пока — «раб лампы».

— Вот именно. Вот байку мне одессит-дальнобойщик рассказал. По длинной, дикой, утомительной дороге шел человек с собакой. Шел он себе, шел, устал, собака тоже устала. Вдруг перед ним оазис! Прекрасные ворота; за оградой дворец, музыка, цветы, журчание ручья — словом, отдых. «Что это такое?» — спросил путешественник у привратника. «Это рай, ты уже умер, и теперь можешь войти и отдохнуть по-настоящему». — «А есть там вода?» — «Сколько угодно: чистые фонтаны, прохладные бассейны». — «А поесть дадут?» — «Все, что захочешь». — «Но со мной собака». — «Сожалею, с собаками нельзя. Ее придется оставить здесь, за воротами». И тогда путешественник пошел мимо. Через некоторое время дорога привела его на ферму. У ворот тоже сидел привратник. «Я хочу пить», — попросил путешественник. «Заходи, во дворе есть колодец». — «А моя собака?» — «Возле колодца увидишь поилку». — «А поесть?» — «Могу угостить тебя ужином». — «А собаке?» — «Найдется косточка». — «А что это за место?» — «Это рай». — «Как так? Привратник у дворца неподалеку сказал мне, что рай — там». — «Врет он все. Там ад». — «Как же вы в раю это терпите?» — «Это нам очень полезно. До рая доходят только те, кто не бросает своих друзей».

Некоторое время перевариваем. Наконец Саша спрашивает: