Онлайн книга «Ночная смена. Остров живых»
|
Женоубийцу суд присяжных приговорил к смертной казни единодушно, а медики получили информацию о рефлексогенной зоне в полости носа – как только ее внезапно раздражают струей воды, мгновенно отключается дыхание. Вот и Ленька у нас так же – отключил себе дыхание, клоун чертов. Проверяю пульс через каждые десять вдохов. Работает сердце, и даже порозовел утопленник, только вот сам дышать не хочет, засранец. Ильяс о чем-то переговаривается с капитаном корытца. Ребята дышат и дышат, Ленька по-прежнему между небом и землей. – Доктор, сможешь его сам качать до Кронштадта? – спрашивает Ильяс. – Смогу. – Тогда так. Мы сейчас выгружаемся в Рамбове [15] . Тебя с клиентом отвезут в Кронштадт. Мы договоримся, чтоб встретили. У тебя пара часов есть, заодно привет передай Николаичу и этому танкисту. Потом – сюда, к нам. Мы пока без тебя начинать не будем, так что не тяни. – А что начинать-то? – Охоту на особо крупного хищника. Тут морф какой-то ушлый колобродит, местные аборигены его отловить не могут. Вот нас и напрягли. Так что ухо востро. – Мы с ним прокатимся, – говорит водолаз Филя. – С какой бы это стати? – удивляется Ильяс. – С такой, что обсохнуть нам надо, а не бегать тут в разные стороны. Да и дело было в Кронштадте, – спокойно объясняет Филя. – Мне никто не сказал. – Вот я говорю. К слову, мы в состав охотничьей команды не входим, так что не пузырись, – по-прежнему равнодушным голосом говорит водолаз. Ильяс как раз собирается пузыриться, это явно написано на его лице, но мы уже причаливаем к совершенно пустому пирсу – напротив паромной пристани. На пустом пирсе только будка, в ней кто-то сидит, но к нам не выходит. Из трубы валит клочковатый серый дымок. Ребята один за другим выпрыгивают на пирс. Машу им рукой и возвращаюсь к Леньке. Мы прокорячились с курсантом практически час. Когда уже отчаялись, он наконец задышал и очнулся – прямо в холле все той же больницы, когда к нам уже шли коллеги. – Надрать бы тебе, Ленька, уши! – радостно говорю я курсанту. – Кхы, кхы! За что??? Взгляд у ожившего чист и невинен, как у младенца. А, ну да, судя по тому, что пловчиха в ванне ничего не помнила, у нашего артиста тоже провал в памяти. Значит, ругать его без толку – как щенка, который уже не помнит, что натворил пару минут назад. – А ты еще спроси, как положено в таких ситуациях, «где я?»! – Где я??? – вопиет обалдевший курсант. – В холле больницы. – Что??? – То, свинтус грандиозус, – несколько невнятно отвечаю ему. Коллеги ухмыляются и явно радуются тому, что обошлось без их вмешательства. – Сколько он был без сознания? – спрашивает толстячок с усами. – Примерно около часа. В воде пробыл семнадцать минут, – отвечает за меня Филя. – Повезло ему… – удивляется коллега. – Относительно повезло. Недоумевающего Леньку утаскивают из холла. Он, правда, пытается спрыгнуть с каталки, но это у него не выходит по двум причинам: координация движений у парня не вполне восстановилась, а вот у коллег с координацией все в порядке. Любуемся кобурой на заднице у толстячка. Главврач таки заставила своих носить оружие – и ничего, судя по всему, привыкли. Забавно, сколько копий было переломано до Беды о праве ношения оружия, сколько споров было. Впрочем, мне всегда казалось, что всем оружие доверять нельзя. В армию, в конце концов, не всех же берут, но наличие оружия может помочь. Мне фиговый газовый пистоль помог и наглядно показал, что вооруженным людям не хамят. Шли мы по парку несколькими семьями с детенышами, вели степенные разговоры. В частности, одна мамка рассказывала, как у них под окнами квартиры в фирме «Лето» вылезшие в подкоп из вольера сторожевые кавказские овчарки загрызли насмерть сантехника той же фирмы. Живописно так рассказывала, с подробностями, как собачки уже умершего зубами рвали, а он нелепо дергался. Тут вдалеке такой добрый душевный лай послышался, причем приближался явно… Я занял удобную позицию, приготовился к стрельбе. Бежит как раз кавказец размером с теленка. Естественно, без удил и седла и с явным интересом показать нашей кумпании, кто в лиси пан… Ну, я и бахнул по нему. Эффект был потрясный! Впервые видел, как передняя половина пса уже бежит назад, а задняя все еще вперед. Несколько позже прибежали хозяева и – маслом по сердцу – вместо привычного: «На себя намордник надень, собака поумнее тебя, козел, я те щас покажу!» вели себя нежно и трепетно, косясь на пистоль. Еще и приятель мой подбавил огоньку, заявив, чтоб они не волновались, коль собака убежала, то не сразу сдохнет, может, они ее и вылечат… Водолазы, по-моему, тоже с облегчением переводят дух, глядя вслед незадачливому Леньке. Сейчас они явно собираются куда-то двинуть из больницы, и вид у них деловой, особенно у Фильки. – У нас два часа – потом отплываем. Ты здесь остаешься? – спрашивает Филипп. – Ага. – Тогда ладно, мы за тобой заедем. А то поехали с нами? – Филя подмигивает заговорщицки. – И что будет? – В порядок себя приведем. И тебя заодно. Винца выпьем, позавтракаем. – Не, спасибо, конечно, но мне тут пару пациентов еще проведать надо. – Смотри сам, только ваш этот молодой и ранний не очень-то захочет слушать, что «старшой» посоветует. Только обидится. – Я понял, – киваю в ответ. – Тогда ладно – два часа! Странно, только сейчас заметил, что у самого младшего водолаза свежая перевязка – на все предплечье. Уверен стопроцентно: когда отплывали из лагеря, у него все в порядке было. – Эй, ихтиандры, откуда перевязка-то? – останавливаю я их. – Порезался о какую-то дрянь, когда дно ощупывали. Хлама там всякого… А что? – недоумевающе отвечает раненый. – А кто перевязывал? – Надюшка. Да в чем дело-то? – Может, скобки наложить или швы? – Не, фигня. Просто царапина глубокая. Я ж говорю: там, как и везде, всякого на дне хлама – и стекла, и железяки. Филимонидес даже жмура нашел – пришлось в сторону оттаскивать, чтоб не мешал. – Что, утопленник? Серьезно? – передергивает меня. – Слушай, йятр, жмуров сейчас везде полно. Чего напрягся-то? – удивляется Филя. – Ну страшно же! Там не видно ни хрена. – Э, мертвые не кусаются! То есть наши, подводные, мертвые не кусаются. Это ваши, наземные, совсем от рук отбились. |