Онлайн книга «Пираты XXI века. Операция `Снегопад`»
|
Щёки Лукашевича вспыхнули. Он хотел сказать что-нибудь оскорбительное этой… этой… Но потом спохватился. А что, собственно, он может ей предъявить, в чём обвинить?.. В критический момент она действовала так, как должна была действовать. И в этом нет ничего особенного или ужасного. Скорее, стоит позавидовать её находчивости и собранности… Но ведь ей понравилось, правда? Ей понравилось, он же сам видел… Как бы холодно Зоя ни отвечала, заморозить тёплое чувство, возникшее к ней у Алексея, было теперь не так-то просто. – Но по крайней мере, – обратился к ней Лукашевич с примирительной интонацией, – вы не испытываете ко мне неприязни? Зоя остановилась и с удивлением посмотрела на старшего лейтенанта: – Нет. А почему я должна испытывать к вам неприязнь? – Тогда, может быть, встретимся? Когда всё закончится?.. Момент был щекотливый. Зоя могла обидно рассмеяться, съязвить… Не произошло ни того, ни другого. Она тихо улыбнулась чему-то своему и ответила так: – Почему бы нет? Если вы пригласите меня на киносеанс, я буду очень вам благодарна. Сто лет не была в кино. – Приглашаю, – быстро сказал Лукашевич. Зоя постояла ещё, придерживаясь за стенку, потом добавила к уже сказанному: – Смешно. И всё не как у людей. Сначала трахнулись, теперь вот в кино собрались… Имейте в виду, старший лейтенант: чтобы повторить сегодняшнее, вам придётся сильно потрудиться. – А трюк с переохлаждением во второй раз не пройдёт? – поинтересовался Лукашевич с самым невинным видом. – Не пройдёт, – откликнулась Зоя, – я предпочитаю самостоятельных мужчин. Уходя, она наклонилась над Лукашевичем и поцеловала его в щёку. Это был первый их поцелуй. Но не последний… (Баренцево море, декабрь 1998 года) Когда Зоя ушла, Лукашевич погрузился в приятную полудрёму. Он был разбужен через полчаса характерным шумом. Сторожевик сбавил ход, по металлу настилов застучали тяжёлые башмаки матросов. Дверь открылась, и в каюту шагнул невысокий и очень грузный морской офицер. Лукашевич сонно посчитал звёзды и нашивки и пришёл к выводу, что перед ним майор медицинской службы. [22] Оказалось, что это корабельный врач и зашёл он, во-первых, чтобы осмотреть Алексея, во-вторых, закрепить его на койке на случай «внезапных манёвров». Лукашевич возмутился и заявил, что он взрослый человек и способен удержаться на койке, даже если «тридцатьпятка» встанет на дыбы. Корабельный врач ответил, что это приказ капитана Коломейцева. «Милейший Сергей Афанасьевич», – тепло подумал Алексей о капитане «тридцатьпятки» и разрешил себя пристегнуть. – Передавайте капитану привет, – попросил он, когда корабельный врач собрался уходить. Тот обещал передать. Только когда он вышел, Алексей спохватился, что забыл спросить, какие такие «внезапные манёвры» собирается совершать корабль и с чем это связано. Минуло ещё несколько часов. Лукашевич то проваливался в беспокойный сон, то просыпался, прислушиваясь к тому, что происходит на корабле. Впоследствии он не смог отделить сон от яви. Мысли упорно возвращались к воздушной схватке (как там Стуколин?), к бомбардировке родной части и к более ранним событиям, связанным с операцией «Испаньола», – захватом двух норвежских транспортных самолётов и стрельбе у КПП. Засыпая, Лукашевич заново переживал все эти эпизоды, а что-то мозг домысливал по рассказам друзей. Просыпаясь, он слышал приглушённый стенками вой сирен, шум силовой установки и вроде бы… крики… вроде бы… взрывы… Сторожевой корабль то ускорял, то замедлял ход; несколько раз он менял курс. Порой наклон корпуса – моряк и пилот сказали бы: угол крена – достигал порой запредельных величин. К счастью, в каюте всё было закреплено и привинчено (в том числе и старший лейтенант Лукашевич), а потому летающих в пространстве предметов не наблюдалось. Но затем Алексей снова засыпал, и ему казалось, что это не сторожевик Коломейцева кренится на бок, а его, Лукашевича, истребитель закладывает вираж, выходя на цель, а потом ещё ухнуло, грохнуло и взвыло, и Лукашевичу привиделось, что в него попала ракета и он падает вместе с потерявшим управление истребителем, тянется рукой к держкам катапульты, тянется, тянется, но не может дотянуться… Когда через несколько часов ход сторожевика выровнялся, к Лукашевичу снова пришёл врач. Осмотрел, ощупал, велел открыть рот и сказать: «А-а». – Удивительно, – бормотал он при этом. – Я тоже слышал об опытах Рашера, но каков эффект! Лукашевич покраснел. – Скажите, доктор, – обратился он к врачу, чтобы скрыть смущение и развеять сомнения в реальности или нереальности того, что он слышал на границе между сном и явью, – скажите, корабль вёл какие-то боевые действия. – Господь с вами, – отмахнулся доктор. – Какие тут боевые действия? Баренцево море – издавна наша территория. – Но мне показалось, будто кто-то стрелял… – Ну постреляли, – отвечал корабельный врач уклончиво. – От широты душевной. Лукашевич хмыкнул. У Сергея Афанасьевича, конечно, душа была широка, как Атлантика, но чтобы из-за неё растрачивать боекомплект… Так и не удалось выяснить, имел ли место бой или богатое воображение Лукашевича сыграло с ним дурную шутку. – Куда мы направляемся? – поинтересовался Алексей. – В Мурманск, куда же ещё. – Когда придём? – Часов через шесть-семь. – Я хотел бы переговорить с капитаном. И с Зоей. – Я передам вашу просьбу, товарищ старший лейтенант. Лукашевич не сомневался, что врач выполнил своё обещание, но только ни Коломейцев, ни Зоя так и не появились до самого Мурманска. (Кольский залив, декабрь 1998 года) Старший лейтенант Лукашевич считал себя более или менее уравновешенным и дисциплинированным человеком. Однако и он начал терять терпение, когда вместо капитана и Зои к нему приходил для очередной проверки самочувствия корабельный врач, или гремящий посудой из нержавейки кок с камбуза, или какой-то хмурый и молчаливый моряк-подросток, сделавший уборку помещения. Ни у первого, ни у второго, ни у третьего ничего выпытать не удалось. Вымуштровал их Коломейцев, нечего сказать. Лукашевич ворочался и ругался. Одежды при нём не было никакой, а выйти на палубу завёрнутым в одеяло он считал ниже своего достоинства. Приходилось терпеть. Наконец период ожидания кончился, и в каюте появилась Зоя с большим свёртком в руках. Она положила свёрток на край кровати: – Одевайтесь, старший лейтенант. Лукашевич посмотрел, что ему принесли. Оказалось, что это полный комплект матросского обмундирования, включая бельё. |