Книга Грешница. Связанные паутиной, страница 22 – Михаил Парфенов

– Ты ведь не будешь столь глуп, чтобы рассказывать кому-нибудь о нашем разговоре? Предателей здесь не прощают. – Ведьма повторила его собственные слова.

Грызень не ответил, лишь сильнее помрачнел, прижимая руку к груди.

Когда дверь за его спиной захлопнулась, Сантера устало улыбнулась. Неудивительно, что инкантаторы строго-настрого запретили остальным жителям Убежища держать при себе безделицы из серебра.

Первая часть плана частично выполнена. Если этот Клод не дурак, он смолчит, а страсть к проклятому металлу заставит его и дальше плясать под ведьмину дудку. Оставалось лишь добыть еще подачек.

Все выходило слишком уж легко. Словно не грызень, а она сама совала голову в запретный капкан. Возможно, так оно и было.

Как ранее упоминалось, старая Пьета была беспокойным местечком. За несколько недель осторожность при прогулке вдоль нежилых кварталов, избегание темных подворотен и больших шумных компаний входили в привычку.

К великому сожалению многих горожан, в эту часть города редко заходили законники. Зато всякая шваль охотно стягивалась со всех концов побережья, обживаясь в дешевых и грязных общагах, которыми был полон промышленный район.

С центрального порта Пьеты, носившего гордое название «Ro’ckazis», что значит – победа людей, частенько прибывали моряки, изголодавшиеся по дешевой любви и горькому хшану [7] .

Кое-кто из морских волков даже приносил с собой запрещенные или облагаемые пошлиной товары, желая сбыть их по дешевке. Нужные люди конечно же тут же находились; начинались торги, плавно перетекающие в разборки; шум, крики, пока кто-нибудь не уходил к себе с прилично пополневшим кошельком, а остальные с дырой в брюхе.

Хотя уйти – это уже роскошь. В старой Пьете виновные обычно пропадали. К чему королям подпольного мира трупы и шумиха?

И вот сейчас особенности этого города как никогда подходили для решения проблем с Нуаром. Он хотел знать о планах обеих сторон? Он их получит.

Сантера изящным движением поправила шляпку-кокетку и направилась по слабо освещенной фонарями улице к памятнику Кнеза Матиса, Срывателя Оков – единственной сохранившейся здесь достопримечательности.

Негусто нынче с романтиками большой дороги – два часа она изображала из себя невинную жертву, ожидающую своего грабителя, но безрезультатно. Холодно, аж зубы стучат. Да что там стучат, дерзко выстукивают барабанную дробь военного марша. Из-за ненавистной погоды Сантера постоянно чувствовала себя вялой, сонной и злой. И только последнее придавало ей сил для борьбы.

Остановившись у бронзового великана, задрав голову, сощурилась, стараясь разглядеть в полумраке черты Кнеза.

Кнез… а ведь она уже слышала это где-то в другом мире. Может, Нуар и прав в своих запутанных теориях.

Памятник изображал высокого, широкоплечего молодца с густыми усами и угнетающим взглядом. Одет по-военному: в шипницу [8] и тяжелый длинный плащ. В руках меч-бастард, под тяжелыми сапогами крохотные извивающиеся существа – все Иные их мира.

Неизвестный искусник проделал кропотливую работу, передавая бездушной материи суровость мужественных черт. Он вырезал на безымянном пальце правителя аккуратный перстень – орлиные крылья на печатке, казалось, ловили воздушные потоки, ожидая своего часа, чтобы воспарить в мрачную высь. Даже если образ Кнеза был сильно преувеличен, – а в этом не стоило сомневаться, – впечатление производил сильное.

Сейчас же он, наверное, больше походил на рассыпающуюся развалину, чем на отважного героя. Время неумолимо над всеми, кто ищет его милости, и – вот странно! – обходит стороной лишь дураков. Воистину они излюбленные творения шат-А-хемма.

– Не хочет ли милая девушка развлечься в обществе достойных… ик… господ?

Прозвучавшие слова сладчайшим медом проникли в уши. Сантера шустро развернулась на каблуках, одернула бархатный черный жакет, вышитый бисером, и ненароком коснулась рукава, – там притаился изящный стилет, найденный среди остальных вещей.

В руках умеющего и карандаш станет серьезным оружием, тревожиться было не о чем.

Тем более что стоящие перед ней «достойные» господа никак не могли похвастаться трезвым взглядом на мир. Один напился до того, что глаза его стали смотреть в разные стороны, как бы пытаясь охватить всю картину в целом, включая то, что находится у него за спиной. Оставшиеся двое весело хрюкали, опираясь плечами.

Нет, не то. Не подходят. Сантера досадливо наморщила нос, приосанилась и цыкнула на пьяниц:

– Пш-шли прочь, псы смердящие. Прочь, пока ребра целы!

– У-у, грубиянка! Мы со всей душой, а она… – Тот, что говорил без запинки, потряс кулаком в другую от ведьмы сторону. – Тоже мне, фря сыскалась! Мы себе… ик… лучше найдем!

После чего последовал меткий плевок в колено правителя двух берегов и защитника всех людей.

Проводив компанию собутыльников взглядом, девушка отправилась к домам увеселений, уютно устроившимся в стороне от остального города. Вокруг них всегда собирались разные темные личности.

Тут как на охоте – главное, выследить добычу послабее, отбить от стада и… а там уже зависит от фантазии хищника и уровня симпатичности жертвы. Сантере требовалась наводка.

Все чаще мелькали заливисто хохочущие девицы, тискающие их небритые мужчины в неопрятной одежде фабричных рабочих. В мусорных кучах кто-то безмятежно почивал. Звучала музыка, стук кружек, пошлые песни, исполняемые дублеными глотками представителей местной фауны…

Из темной ниши на дорогу выполз ароматный пожилой субъект с маслеными узкими глазками. И заговорщицким тоном предложил, прижимая ладонь к губам:

– Госпожа хочет увидеть цветные картинки? Всего три лонга, и вы ощутите непередаваемое счастье.

– Госпожа хочет, – молвила Сантера, склоняя голову. Подходил, определенно подходил.

– Идемте. Я покажу вам свой товар. Мне его доставляет один знакомый капитан торгового судна с необжитых островов. Местные дикари меняют чудесный порошок на ткани и бусины. Прибыльное дельце.

– Да как скажешь.

Она зашла сквозь пролом, отодвинув дырявый занавес. Кроме них никого – вдвойне удача! И вдвойне глупость с его стороны.

Ну кто в здравом уме станет предлагать подобную дрянь богато одетой девушке, в одиночестве гуляющей по опасному кварталу? Разве что жадность в очередной раз задушила зачатки разума.