Онлайн книга «Псы войны»
|
Итак, день должен был закончиться интересно, и Айле, заняв забронированный госбезопасностью столик, приготовился наблюдать. И тут нелёгкая принесла странную парочку: «нового русского», легко определяемого по золотым часам и барсетке, а с ним – эдакого живчика интеллигентной наружности, но с жадным блеском в глазах. Метрдотель склонился к Айле и зашептал, будто бы эти двое заказали столик раньше и даже отплатили его, а потому не согласится ли он на соседей. Метрдотель врал, но Марк не стал устраивать скандала: зачем привлекать к себе лишнее внимание? К тому же, парочка не казалась опасной: ну пришли себе люди, ну сунули на лапу метрдотелю, чтобы попасть на «редкий концерт», – что здесь такого? Однако с первой же минуты капитан понял, что ошибся в своей оценке. Эти двое пришли не отдыхать, они пришли работать, а объектом их интереса был старший сын президента Айн Брумман, присутствие которого на концерте нетрудно было предсказать, заслышав хотя бы только отголоски слухов, циркулировавших по городу. Вообще-то самому Марку Айле как человеку было глубоко наплевать на то, с чем собиралась эта парочка подкатить к Брумману, но как капитан СГБ он обязан был взять их на заметку и держать в поле зрения до окончания концерта, прислушиваясь и запоминая. А вдруг речь идёт о коррупции? Или ещё хуже – о политическом заговоре? Чертовски прав генерал Керро – в эти дни ухо нужно держать востро!.. Тут раздались первые жидкие аплодисменты, а ещё через секунду рукоплескал весь зал. Присутствующие в зале мужчины (даже лохматые эстеты) встали. С тяжким вздохом поднялся из-за столика и Айле. Он бросил первый испытующий взгляд на эстраду и увидел невысокую и хрупкую брюнетку, затянутую в джинсовый костюм, – Инга оказалась совсем не такой, какой её можно себе представить, посмотрев видеозаписи концертов или псевдоисторический фильм «Стрелы Йомалы», – результат умелой работы режиссёра с оператором. Чёлка спадала низко на лоб Инги, почти закрывая глаза, да и сама она смотрела в сторону, не поприветствовав публику даже хотя бы тенью улыбки, а потому капитан не смог уловить, в каком она сегодня настроении. Но определённо – не в самом радужном. Бьярмуле забралась на высокий стул, стоящий посередине эстрады, а конферансье принёс ей гитару с чёрным грифом и подстроил стойку микрофона. – Добрый вечер, – сказала Инга высоким ломающимся голосом. – Я рада видеть вас всех сегодня в этом зале и надеюсь, мои песни не помешают вам пить эти прекрасные вина и отведать эти прекрасные закуски. Чем-то удивить вас я вряд ли смогу, но постараюсь сделать всё, чтобы вам не было скучно. «Её определённо что-то беспокоит, – подумал Марк Айле. – Впрочем, это может и не иметь отношения к убийству Калхайно. Или может, но опосредованное. Например, Бьярмуле напугана этим убийством и подозревает, что на очереди она сама, – чем не версия?..» В зале притушили свет, и смолкли последние шепотки. Инга Бьярмуле тронула струны гитары: Между нами три реки, Два моста. Не увидишь и руки — Темнота. Только старые деревья Скрипят Да вороны чинят гнёзда — Не спят. Только слышен запах тины С реки, Да вздыхают под мостом Быки. Семь дорог и три реки, Два моста. В ночь открыты все пути — Темнота [4] … Песня закончилась внезапно, без обычного проигрыша. Только что звучала музыка, и вдруг резко – обрыв и тишина. Зааплодировал сидящий рядом «новый русский», но другие посетители посмотрели на него неодобрительно, и он перестал хлопать в ладоши, хотя вряд ли стушевался. Инга Бьярмуле чуть изменила позу, провела пальцами по грифу и вновь заиграла, технично перебирая струны: Давно проржавели в траве удила — Свидетели схваток и скачек, И всё же стрелой остаётся стрела, А плач погребальный – плачем. Поплачем, оплачем и погребём, Кто холм отыскать сумеет, Но нож в спине остаётся ножом, Даже когда истлеет. А ангелы звёзды сжигают дотла, Чтоб место расчистить новым, И всё же стрелой остаётся стрела, Победа останется словом… [5] Гитара плакала в руках Инги, да и сама певица, казалось, не поёт, а оплакивает кого-то – близкого человека, потерянного недавно, ушедшего внезапно, без предупреждения, вот он жил и вот его нет, а мир каким был, таким и остался, и само существование этого человека было ничем иным, как слабым дуновением, оставшимся незамеченным за рёвом бури. «Господи! – потрясённо подумал Айле. – Да это же форменная депрессия! Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: в жизни Инги Бьярмуле что-то произошло. Знать бы, что именно…» Но певица не давала повода для умозаключений – её песни будили сердце, а не разум, и вскоре даже такому упёртому капитану СГБ, каким считал себя Марк Айле, стало не до дедукции с индукцией. Инга подряд исполнила два старых хита: «Тает лёд голубой» и «Августовскую колыбельную», а затем сразила публику новой и очень проникновенной песней, начинавшейся словами: «Кратковременный дождь… Ветер северо-западный…» На этом выступление Бьярмуле кончилось, и она под оглушительный гром аплодисментов покинула эстраду. Её место тут же занял бородатый мрачный субъект, похожий на спустившегося с гор ваххабита, и, важно раскланявшись под поощрительный говор, с фальшивым надрывом затянул хриплым прокуренным голосом: Нас на воле не ждут, Нас на воле не помнят, Нам на волю закрыты пути. Мы умрём здесь и тут. Видно, вольному воля — Где придётся в могилу сойти. И священник нам скажет: «Вы грешили, ребята, И за это гореть вам в аду!» Мы ответим ему: «Волноваться не надо! Этот ад видим мы наяву». И начальник нам скажет: «Вы сидите за дело, Вы забыли закон, А закон – не дурак». Мы ответим ему: «Твой закон? Надоело! Но не скажешь и ты, почему». Мы привыкли к тому, Что имён не имеем, Что «колючка» и псы — Наш последний удел. Мы надеемся только, Что когда-то прозреет Тот, кто вольную жизнь Превратил в беспредел… Контраст между «ваххабитом», специализирующимся на псевдокриминальном шансоне, и утончённо-грустной Бьярмуле был столь разителен, что Марк Айле едва сдержал нервный смех. Но тут же заставил себя переключиться на соседей по столику, которые снова обсуждали Айна Бруммана… |