Онлайн книга «Человек напротив»
И она сразу поняла, что он хотел сказать своей едва уловимой паузой. Что он – скучал не только эти дни. А эти годы. В горле у нее заклокотало, слезы брызнули, как это иногда у кукол показывают смеха ради – буквально струями. Она уткнулась лицом ему в ключицу и, судорожно вздрагивая, забормотала: – Прости, Андрей… Андрюшенька, ну прости меня… прости… – Ася… Ася… И все гладил ей волосы, и поклевывал мальчишескими поцелуями лоб, висок, темя… – Ася, подожди… ну подожди, Асенька. – Да, да, сейчас перестану… Ты голодный? Андрюша, ты голодный? Я ужин вкусный сготовила, только он остыл, я сейчас разогрею… Сейчас. Сейчас перестану плакать. Ой, да что же они… так текут-то. Уж я малевалась, малевалась к твоему приходу… все прахом. Знаешь, – она тихонько засмеялась, так и не отрывая от Симагина лица, – я тебя охмурять готовилась… слегка так, чтобы, если ты не охмуришься, Можно было сразу на попятный… Андрей. Андрей. Ты охмуришься? – Я охмурюсь, – ответил он, и она по голосу поняла, что он улыбается. – Ты ведь никуда сегодня не уедешь, да? – с испугом вспомнила она и крепче ухватилась за его плечи. – Ведь уже поздно ехать, ничего не ходит! – Не уеду. – Я так и поняла, – она всхлипнула и улыбнулась, – что ты хитрый. Весь вечер не шел, чтобы приехать уже в поздноту и нельзя было обратно идти. Чтобы я сама тебе предложила остаться. Я предлагаю, Андрей. Я прошу. Я умоляю. Оставайся, пожалуйста. На сколько хочешь. – Ася… подожди, я ведь главное-то сказать никак не успеваю. Завтра вы встретитесь с Антошкой. Она даже плакать перестала; слезы сразу высохли. Она шмыгнула носом. – Что? – Завтра вы встретитесь с Антошкой. – Где? – Еще не знаю. Не знаю точно. Но точно, что завтра. – Он что? В городе уже?! – Да… или где-то рядом. Рядом. – Тебе утром надо будет еще куда-то позвонить, чтобы все точно узнать, да? – Да. – Она услышала, что он опять улыбнулся. – Да, позвонить. – Андрей, – у нее вдруг новая ледышка кристаллизовалась и жесткими гранями вспухла в груди. – Стой… почему ты так странно сказал: вы встретитесь? А ты? – А мне можно? – спросил он. – Ты же ему запретила… Она легонечко ударила его кулаком. – Ну ты дурак совсем, – у нее опять навернулись слезы. – Да? Дурак совсем? – Наверное, – сказал он. – Ася, на самом-то деле я не уверен, что смогу. Просто не знаю. Выяснится утром. – Опять какие-то сложности? – Не исключено. – Скрытный. Хитрый и скрытный Андрюшка. Ты мне когда-нибудь расскажешь, в чем там дело было, или так и будешь туман напускать до конца дней моих? – Думаю, что когда-нибудь расскажу. – С собой мне надо будет что-то собрать? Еда, одежда… – Нет. – Точно? – Точно. – Странно… что и где, ты не знаешь, но знаешь, что ничего собирать не надо. – Да, звучит странно, но это факт. – А вставать рано? – Когда проснешься. – Так мне что, и на работу не ходить? – Думаю, нет. Какая уж тут работа. – А ты, значит, на свою собираешься. Он помолчал, а потом ответил, и она опять услышала его улыбку: – А мне с моей не отпроситься. Некоторое время они молчали. Не хотелось говорить. Было темно и безмятежно, Ася прижималась к нему, вцеплялась, приклеивалась, врастала… а он бережно – стараясь, наверное, не помять ей прическу; он такие вещи всегда понимал с не свойственной мужчине чуткостью, и иногда ей это даже не нравилось, хотелось порой, чтобы он был погрубее – гладил, как заведенный, ее волосы; потом, словно стесняясь или еще не веря, что ему это можно, что ему все можно, провел медлительной ласковой ладонью по ее плечу, по спине. Ее пробрала дрожь – уже не от слез. – Как давно я тебя не чувствовал, – тихо сказал он. – Рука вспоминает. – Прости меня, Андрюша, – опять сказала она. – О том, кто из нас виноват, я тебе тоже когда-нибудь расскажу, – глухо проговорил он, и она почувствовала виском, как у него напряглись и опали желваки. – Но одно могу сказать сейчас: не смей просить у меня прощения. Ты не виновата ни в чем. – Да ты знаешь ли, о чем говоришь? Да я… – Все знаю, все знаю, Асенька, все знаю… столько всего знаю… И опять они молчали минут, наверное, пять. Потом Ася спохватилась все-таки. Она была, помимо прочего хозяйка – а мужчина пришел так поздно; и наверняка ему негде было даже перекусить. – Пойдем, я кормить тебя буду, – тихо попросила она. – А ты? Она вспомнила, что тоже не ужинала. Есть не хотелось совершенно. Хотелось стоять вот так, прильнув. Только ноги не держали. – И я чего-нибудь перехвачу… Только сначала потеки ликвидирую. Разревелась же… – Вот ерунда какая, – услышала она улыбку. – Нет, не ерунда! Не ерунда! Думаешь, мне легко? Я и так на сколько лет состарилась! Ты вон как был, так и остался, прям Вечный Жид какой-то. А мне что делать? Я же тебе нравиться хочу. Не по старой памяти, а вживую, чтоб ты просто хотел меня! Она осеклась. Раскаленная кровь хлестнула по щекам изнутри так, что они чуть не лопнули; чуть глаза не вылетели, как пробки. Грубо, как ты грубо! Совсем шалавой стала, Аська! Ой, грубо! Ты же с Симагиным! – Я хочу тебя, – негромко ответил он. Она обмерла, потом ее снова заколотило. – Все в твоей власти, – сказала она почти шепотом. – Можешь делать со мной что угодно, в любой последовательности. Ужин, потом я. Я, потом ужин. – Трудный был сегодня день, – сказал он, чуть поразмыслив. – Я ужасно вымотался. Очень хочется прилечь. – Пойдем, – сразу сказала она. – Отдыхай. Я… – засмеялась тихонько и удовлетворенно, – я свежие простыни постелила, наволочки, всё… Только давай никакой свет не будем зажигать, даже свечи, хорошо? – Почему? – Я стесняюсь… – беспомощно призналась она. – Столько лет прошло, Андрюша, я… Ты помнишь меня ту? Он только усмехнулся. – Вот представь. И все. Давай так сегодня. – Хорошо, Асенька. Хорошо. И не увидел, как я для него оделась, мельком сообразила она. Жалко. Он бы одобрил. Ну ничего. Не в последний раз. Не в последний раз. Не в последний раз. Она твердила это, будто заклинание – так, как до этого уже почти двое суток твердила: Антон жив, Антон жив… Не в последний раз. Сдергивая покрывало, потом одеяло откидывая… Не в последний раз. Неловкими стремительными извивами, как из куколки бабочка, выдергиваясь из облегающего платья… Не в последний раз. Казалось, она в первый раз – но не в последний раз! – раздевается для мужчины с тех давних пор, как Симагин перестал быть рядом. Ничего не было. Вообще ничего. Жизни не было. |