Онлайн книга «На чужом пиру»
|
Жена-то тут при чем? А дочка сказала: жене отнюдь не по нраву был отъезд Сошникова. И антивирус в виртуальных погонах. Его интересовало – как и в случае со мной, кстати! – кому жена говорила о готовящемся отъезде. Искал утечку? Так кустарно искал утечку эфэсбэшник? Держите меня трое… Ну и клубок. И, со слов дочки, мама сказала антивирусу какую-то очень странную фразу, обрывок фразы… Я же вам сама. А потом, как выразилась дщерь, осеклась и сидит в перепуге. Жену придется прояснить. Не хочу я оставлять в тылу такое. Вот так я спозаранку решил, но мне не дали. Все разъяснилось само собой в рабочем, так сказать, порядке. Репродуктор на кухне пропиликал девять ровно и принялся вываливать очередной ворох тошнотворных новостей, когда в комнате заблеял телефон. Я двинулся туда, поспешно дожевывая и доглатывая. Почему-то мне казалось, что это Кира, и нарочито осаживал себя, не бежал, хотя пуститься вскачь ноги так и норовили. Умом я знал, что это не может быть Кира. Просто очень хотелось. Но опять-таки умом я соображал, что, даже если это она звонит, и вот сейчас я подниму трубку и услышу её голос – какие слова мы начнем говорить друг другу? Никаких. Так что это не могла быть она. – Алло? – спросил я. Конечно, голос был мужской. Серьезный, крепкий голос. Незнакомый. – Могу я попросить Антона Антоновича Токарева? – Я у телефона. – Очень приятно. Извините за несколько ранний звонок, но дело довольно спешное, а вчера я, хоть и звонил вам несколько раз, вас не застал. – Вчера я был у родителей и вернулся очень поздно. Чего это я объясняюсь неизвестно перед кем, одернул я себя. Странно. Мне это не было свойственно. – С кем имею честь? – светски осведомился я. – Полковник федеральной безопасности Денис Эдуардович Бероев, к вашим услугам, – не менее светски ответили с того конца. Так. Гость пошел просто-таки косяком. И все специфический какой! – Очень приятно, – сказал я, по возможности напитав голос иронией. – Хотя, сколько я понимаю, скорее я к вашим услугам. – Надеюсь, обоюдно. Мне бы очень хотелось с вами побеседовать. – Заезжайте, – ответил я, уже совершенно обнаглев. Кто бы знал, как меня эта каша достала за какие-то несколько дней! Тут, понимаешь, личная жизнь рушится, надо угрюмо и печально пребывать в прострации…. – Безусловно, – отвечал Бероев с полной невозмутимостью, – я почел бы за честь посетить вас. Экий Монплезир. Впрочем, я сам виноват, задал тон. – Думаю, однако, удобнее было бы у нас. Нам могут по ходу разговора понадобиться какие-то справки, уточнения, которые легче делать из моего кабинета. – Понимаю, – сказал я. – Командуйте, Денис Эдуардович. Почти Эдмундович, подумал я мельком. Ну-ну. – Помилуйте, Антон Антонович, я всего лишь прошу. А в случае вашего согласия выполнить мою просьбу – начну предлагать. – Предлагайте, – сказал я. – Уже можно. Он и предложил. Ровно в одиннадцать я был у проходной, и пропуск меня уже дожидался. С чувством не из приятных я миновал несколько уровней заграждения, на каждом демонстрируя паспортину и каменным лицом выдерживая тягучие сличающие взгляды; в генах, что ли, застряло нечто не располагающее оказываться в подобных заведениях. Как, по слухам, любили повторять в тридцатых: у нас зря не сажают. С тех пор, наверное, и укоренилось в извилинах: лучше с ними даже взглядами не встречаться, а то икнуть не успеешь – и уже сидишь не зря. Бероев, однако, мне понравился, вот парадокс. Крупный и массивный, красивый, пожилой. Да не в этом дело. От него веяло непритворным стремлением разбираться и натуральным желанием делать это вместе. Уже немало. – Присаживайтесь. – Благодарю. – Еще раз прошу простить за ранний звонок. – Ничего. Я понимаю, служба. – Вероятно, я несколько нарушил ваши планы на этот день. – Сманеврирую. Лишь бы польза была. – Польза, надеюсь, будет. Закуривайте, пожалуйста. – Благодарю, не курю. – Ага, так мне и сообщали. Но, с вашего позволения, я курю. И закурю. – Ради Бога, Денис Эдуардович. – Надеюсь, у вас нет аллергии на сигаретный дым, и не курите вы просто из спартанских свойств характера? – У меня курящая мать и некурящий отец. Импринтинг. Я же мужчина. – Браво, Антон Антонович… Вот так мы выкрутасничали минут, наверное, семь. Я, естественно, не собирался взваливать на себя инициативу перехода к делу – это его забота, раз уж это он меня звал. Хотя интересно мне было не передать как. А µму было, я чувствовал, очень трудно взять быка за рога. Я понял так, что разговор нам предстоял тягостный – и для него, похоже, значительно более тягостный, чем для меня. – Я успел немало о вас выяснить за истекшие сутки, – честно сообщил он затем. – Не скрою, чем больше я этим занимался, тем больше вы оказывались мне симпатичны. И буквально в последний момент я решил построить нашу беседу на очень редко применяемом и совершенно бессовестном приеме: на полной откровенности. Причем, коль скоро беседу начинаю я, мне и придется показать пример. Я не стану брать с вас никаких подписок о неразглашении и просто буду надеяться на вашу уникальную порядочность. С Кирой или, ещё лучше, с тещей ему бы про мою порядочность проконсультироваться, мельком подумал я. Много услышал бы. – Звучит, как райская музыка, – ответил я, опять подпустив в голос иронии. Но он действительно делал над собой колоссальные усилия. Даже если б не дар Александры, я, наверное, почувствовал бы это по тому, как он курил, то взглядывая на меня, то напряженно и мрачно уставляясь перед собой. – Позавтракать вы успели? – вдруг спросил он. – Так точно. Он вымученно улыбнулся и наконец спрыгнул в разговор по существу. По-моему, чуть неожиданно для себя. По-моему, он наделся ещё потянуть, предложив мне, например, чашку кофе. – Лет пятнадцать назад, – мертво лекционным голосом и заранее подготовленными фразами начал он, не глядя на меня и то и дело присасываясь к сигарете, – в нашем ведомстве, с понятной целью создать очередной эликсир правды, был синтезирован весьма неприятный и сильнодействующий препарат. Я не биохимик, вы не биохимик, и я не буду останавливаться на частностях. При даже самой легкой передозировке он не выплескивал вовне содержание памяти… э-э… подследственного, но попросту стирал её. Оставались лишь самые начальные рефлексы и какая-нибудь ерунда, осколки… |