Онлайн книга «Драконье лето»
|
— Спросить. И я не уверен, хочу ли. — О Квентине? — О Мареке. Я, наверное, побледнела, потому что он мягко покачал головой. Дескать, да, предательница ты, Лин, и наверняка получишь свое, но бояться не надо, не надо… — Так случилось, что маги и те, кто их коснулся, живут двойной жизнью. — Эрик Рист протянул руку над костром, и тот медленно начал уменьшаться. — Аркади и Марек были в свите Вельера, Эйлин помогла нам бежать. Анри — Верг, а не де Верг. Дален… о нем я не знаю ничего. Ты стала одной из них, так уж получилось. Отчасти — по моей вине. Так вот, Лин, ты рассказала нам все о Мареке. Но если огонь будет лизать пятки — ты расскажешь Мареку о нас? Я поперхнулась. — Мэтр, я честно… — Да — или нет? Он не повышал голоса, но я вдруг отчетливо увидела крылатую тень над деревьями. Вот-вот накроет лужайку… — У меня есть очень веская причина, чтобы не раскрывать ваши тайны, — тихо ответила я. — Потому что они теперь и мои тоже. — Тебе будет тяжело. Тебе уже непросто. — Я знаю. Вера сумеет, — я посмотрела ему в глаза. — Когда мы вернем книгу, заключим мир, когда вы сможете при всех взять Эйлин за руку (пепел, что я говорю!) — я поеду к Мареку и буду сидеть у его ног, пока он меня не простит. А если ничего не получится, то и думать об этом незачем. Уши горели. Я невольно опустила голову. Жаль, что тарелкой не закроешься, словно щитом, а под пледы не спрячешься, как в палатку: «Я в домике!» и все тут. Нянюшка в таких случаях, помню, просто переворачивала кулек из одеял и вытряхивала меня на свет. Ох, получит Вельер за нянюшку… И в глаз, и по клыкам. Мэтр все еще молчал. Я подняла взгляд, ожидая ответа. Он вздрагивал на земле, зажимая здоровой рукой другое плечо. По белым губам текла кровь. Я не помнила, как оказалась рядом. Через несколько секунд он приподнял голову. Еще через минуту с трудом поднялся. — Каждое утро эта погань… Все. Кажется, все. Я отступила на шаг. — Вы… в-вы мне поверили? — Я хочу тебе верить, Лин. Потому что, — он поморщился от боли, — если маги возьмут верх, с Квентином случится то же самое, и хуже всех будет не ему. Тебе. …Эйлин, крутящая в пальцах золотую цепочку… — Никто не возьмет верх, — твердо сказала я. — Вам, извините, я бы тоже судьбы мира не доверила. Помните, что с нянюшкой сталось? А с теми двумя, что потащились за Квентином в Херру? — Да, действительно, надо с этим что-то делать, — Эрик собрал с травы пустые тарелки. Провел по ним рукой — и засохшая было гречка отвалилась и упала в траву. — Ездим туда-сюда, любим кого попало… Ты молоко будешь? — Нет. — Я подхватила пледы, кувшин и котелок с остатками каши. — Едем. Вверху, в предрассветных сумерках, таяла Дорога Домой. Словно летающий коридор пролетел… Я невольно улыбнулась. Интересно, мы увидим Анри еще раз? Должны. Только бы не на поле боя. Экипаж мерно покачивался, изредка подпрыгивая на кочках. Мы с мэтром сидели на козлах; изнутри не доносилось ни звука. Здесь трава была покрыта инеем, не росой. Я торопливо укрыла ноги пледом. Еще простыть не хватало! Впрочем, если напустить простуду на драконов и магов, будет самое то: ни огня, ни битв, ни сожженных деревень. Может, попробовать? Или напоить их медом, сладким соком, горячим вином, чтобы при каждом шаге в животе булькало? Нет. Тело сжигает воду вмиг, да и кровь, та же вода, сухому огню не мешает. Ничего ты, Лин, не поделаешь. Будешь виновато сидеть в сторонке, покусывая губы, да надеяться, что Квентин с мэтром разольются соловьями и уговорят Вельера поостыть. — Мерзнешь? Мэтр вопросительно поднял бровь. — Немного. Драконье лето закончилось, да? Мы ехали сквозь аллею огненно-алых кленов. Было тихо-тихо, только в глубине рощи, за деревьями, слышалось карканье: там копошились в сухих листьях маленькие воронята. — Интересно, почему клены желтеют, а потом краснеют, и так ярко? — На миру и смерть красна, — с иронией ответил мэтр. — Вот так всегда, — вздохнула я, — нужно умереть, чтобы признали твою красоту. Вороненок уселся на крышу экипажа, пронзительно глядя на нас. — Драконье лето — обещание, — нарушил молчание мэтр. — Время перемен, когда мир на грани. Да, наступает зима, но, кажется, подтолкни мир в одну сторону — и вернется лето. — И вы… — Мы надеемся, Лин. И мир — небо, огонь, клены, птицы — каждый год верит и надеется тоже. Вороненок неожиданно каркнул и вспорхнул, задев крылом ветку. Мне на колени приземлился золотой, как маленькая корона, лист клена. — А красиво умирать совсем не хочется, — добавил мэтр. — Обидно будет не увидеть весны. Впрочем, обидно-то как раз не будет… — А Первый? Душа ведь останется… Мэтр повернул голову. — Человек, который бережет свою душу, станет резать мир по живому, чтобы перекроить всех по своему образу и подобию? Ты в это веришь? — Он выбирал для мира лучший путь. Разве это не то же самое, что делаете вы? Эрик Рист перевел взгляд на экипаж, потом на меня. Поднял брови: — И ты довольна путем, который он выбрал? — Я… — Неважно, — он вздохнул. — Прости меня. Отдохни; я в состоянии последить за лошадьми час или два. Это прозвучало как приказ. Я пожала плечами, отвернулась и натянула плед до подбородка. Ну и посплю, подумаешь. Верь в Первого, не верь, ответ все равно один: угораздило — значит, угораздило. Нам здесь жить. Я засыпала. И, закрывая глаза, вспомнила Галавер и библиотеку, что видела столько историй… …Пальцы скользят по шершавой странице. Звездный свет льется сквозь узкое окошко, как молоко. «Понимаешь?» — спрашивают ее губы. «Легче легкого», — он улыбается в ответ. Он будет ждать ее в запыленной библиотеке и завтра. Вот только она не придет. …С потолка обрушивается вода, чудом не задев хрупкие шкафы. Течет по волосам, льется с одежды, капает с кончика носа. Рапира сама вылетает из ножен. Маги еще далеко, он успеет уйти. Ему не начертить огнем вензель, но дверь подчинится его руке… А на пороге такой же мальчишка. Невысокий, сутулый, с кривой улыбкой на потресканных губах. И рапира, метнувшаяся к груди быстрее ветра, и высокий маг в тенях коридора, и тонкие огненные плети, опутавшие руки, шею, грудь… …Вопросы, один за другим, и все усиливается жжение в левой руке, но огонь сушит волосы, кожу, плащ, пламя возвращается, и бессильная ярость наконец сменяется яростной радостью полета; окна — не преграда тому, кто родился в этом замке… |