Книга 2012. Хроники смутного времени, страница 22 – Евгений Зубарев

— Кстати, очень даже может быть… — бросил завистливый взгляд назад Валера.

Мы ехали по вечернему городу, погруженному в кромешную тьму — не работали даже светофоры и уличные фонари (что уж говорить про рекламные щиты!). За окном я не видел ничего, кроме темно-серых клякс, невнятных теней или явных черных дыр. При этом на перекрестках, под арками кварталов старого города или прямо на широких тротуарах спальных районов тревожно мелькали огоньки сигарет и карманных фонариков.

Жители «культурной столицы Европы» готовились к очередной ночной вахте, где одним предстояло защищать, а другим — отнимать.

Отсутствие света в городе компенсировалось множеством удивительных звуков. Там, в темноте, кричали, пели, плакали и даже выли, и от этой дикой музыки у меня в башке заворочался знакомый страшный зверь…

Я чувствовал себя дичью — заведомо обреченной, давно обложенной опытными охотниками. Вот сейчас на дорогу выскочит толпа темных, злобных людишек, они бросятся под колеса и, хотя нескольких «форд» задавит, но потом непременно увязнет, остановится, и уцелевшие яростно обрушат на машину свои арматурины и дубинки, потом умело раскачают ее и, уронив боком на асфальт, начнут свой бешеный танец неандертальцев, заваливших мамонта…

Меня снова качнуло, и я, не открывая глаз, нащупал спинку сиденья, вцепившись в нее мертвой хваткой.

— Тошка, да вставай же ты, задолбал тут спать! — услышал я возмущенный голос Васильева и почувствовал очередной толчок в плечо.

Я открыл глаза и с минуту спокойно наблюдал за Валерой, который, устав меня будить, самостоятельно вытащил тележку с продуктами из салона и теперь ждал меня в знакомом сиреневом полумраке сквера на Очаковской, небрежно пожевывая папиросу.

Тогда я встал и, кряхтя и постанывая от жалости к себе, выбрался из машины. Мне очень хотелось спать, но было ясно, что этого мне сейчас сделать не позволят.

— Машину как следует заприте, мужики! — послышался голос Палыча. Оказывается, он успел уже пройти в дом и командовал в регистратуре, в распахнутом окне которой мелькали призывные силуэты и слышался звонкий девичий смех.

Я захлопнул дверцу «форда» и проверил двери с другой стороны. Все было надежно заперто, и я пошел к дому нетвердой походкой только что проснувшегося человека.

Бывшая поликлиника поразила меня своей неожиданной обустроенностью и каким-то даже не домашним, а киношным уютом — так декорируют студийные павильоны для съемок о тяжелом житье-бытье среднего класса.

В вестибюле было не просто чисто — вдоль стен стояли пальмы в кадках, а почти весь пол был застелен явно новым ковролином. Еще одна дорожка вела в регистратуру, где я, к своему изумлению, увидел роскошный сексодром — огромный диван, занимавший половину этой, к слову совсем немаленькой, комнаты.

Семен и Николай, два крепких студента, лично отобранных мною в общаге машиностроительного факультета Политеха, приветствовали меня, соблюдая корпоративную субординацию:

— Здравия желаем, Антон Львович! Рады вас видеть на нашей вечеринке!

Я солидно кивнул, как и полагается начальнику, прошел на середину комнаты и с любопытством огляделся.

Чтобы понять, во что превратилась бывшая регистратура бывшей поликлиники, достаточно было увидеть розовые плюшевые обои. Но это была лишь одна деталь из множества, превративших суровое присутственное место в бордель, салун и гостиную имени Ксюши Собчак одновременно.

Розовые пуфики, занавесочки с рюшечками, огромные постеры с мускулистыми качками и голыми девицами, плюшевые собачки, разбросанные по полу, и даже зеркало размером с четверть стены — в такой комнате невольно начинаешь искать стойку кассы с хозяйкой борделя во главе, но стойки я так и не увидел.

Зато увидел сидящих на широком подоконнике трех симпатичных молоденьких девушек, с любопытством разглядывающих меня.

Рядом с девицами стоял ужасно важный Палыч. Указывая на меня широкой ладонью, он сказал:

— Знакомьтесь — Антон! Мой молодой, но перспективный сотрудник. Рекомендую!

Девушки мило улыбнулись и прощебетали:

— Инна.

— Мила.

— Яна.

Я тут же забыл, кто из них кто, и, повернувшись к своим студентам, спросил, указывая на обстановку вокруг:

— Откуда дровишки?

Оказалось, добро натаскали из разграбленного и наполовину сожженного две недели назад мебельного магазина в квартале.отсюда. Увидев мое резко поскучневшее лицо, ребята тут же принялись оправдываться:

— Мы сами внутрь не заходили. Подобрали только то, что мародеры бросили на улице.

Палыч обошел вокруг дивана и спросил, задумчиво попинав его со всех сторон:

— А это чудо вы как сюда втащили?

Ребята, отчего-то дружно покраснев, указали на окно.

— Раму сняли и внесли. Потом обратно все поставили,как было, — осторожно подбирая слова, объяснил Семен.

Тут подал голос Васильев, доселе скромно сидевший на розовом пуфике в углу, закрытый продуктовой тележкой с головой:

— А где же ваши остальные… м-м… гости?

— Девчонки-то? Сейчас придут. Они пошли по дому гулять, — отозвался Семен.

— И не страшно им? — Я вспомнил свои приключения здесь.

Семен и Коля с недоумением уставились на меня: :

— А кого тут бояться? Бомжей и гопников еще вы в свое время отвадили, а всякую одиночную шушеру мы тут гасим в один удар. — Семен показал глазами на стойку возле двери, на которой, помимо моей исторической монтировки и бейсбольной биты, лежали еще металлические нунчаки и милицейская дубинка.

— Ну, и еще кое-что у нас имеется… — впервые за этот вечер подал голос Николай, поднимая подол своей рубахи. Я увидел револьвер, небрежно воткнутый за брючный ремень.

— Боевой? — насторожился я.

— Газовый, но такой,., э-э… как бы усиленный… В общем, дробью шмаляет так, что двери пробивает, — с гордостью пояснил Николай.

— Нас тут в районе уважают, — похвастал Семен. — Если где рядом заварушка, к нам за помощью бегут.

— Ну а вы? — с интересом спросил я.

— А мы — помогаем! — бодро ответили оба студента, расправляя широкие плечи под восхищенными взглядами своих подруг.

— Короче, тимуровцы, мля, — бросил вполголоса Валера, то ли с укоризной, то ли с гордостью за родной Политех.

Тут в коридоре послышался отчаянный визг, а потом дружный взрыв здорового девичьего смеха.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела смешная рыжая девчонка в каких-то совершенно минимизированных джинсовых шортах и отважно распахнутой белой блузке. Девчонка сначала с размаху захлопнула дверь, а потом прислонилась к ней спиной и, обреченно закатывая глаза, сказала в пространство:

— Как же они меня напутали, эти противные мерзкие сучки! Я в этом долбаном коридоре на втором этаже чуть не описалась от страха!