Книга 990 000 евро, страница 19 – Евгений Зубарев

– Что дальше?

Николь, закусив губу, смотрела на дисплей телефона.

– Нет сети. Приплыли. Похоже, дальше нас ждет маленький пушной зверек. Здесь только пять вип-лож, и платить за них надо сразу.

Двери футуристического лифта распахнулись и на площадке нас встретила невысокая девушка в костюме зайца.

– Добрый день, дорогие гости, – сказала она, изобразив на лице сложную мимическую конструкцию из вежливой улыбки и настороженной гримасы. – Вы действительно заказали столик на третьем ярусе? Тогда, пожалуйста, назовите его номер.

Я посмотрел на заметно побледневшую Николь и понял, что пора брать ситуацию в свои руки.

Я прошел из лифта вперед, потом, не глядя, нащупал в кармане пиджака свою банковскую карту и показал ее девушке-зайцу:

– Я Михаил Прохоров. Мне и моим друзьям нужна здесь вип-ложа. Будьте любезны, проводите нас туда.

У девушки вдруг задрожали губы – было видно, что она поняла, кто я такой.

Еще хорошо было видно, как она годами мечтала о такой встрече, представляя себя и меня в интересной обстановке элитного клуба.

– Да, конечно, – осипшим голосом ответила она, улыбаясь уже по-настоящему приветливо. – У нас как раз еще есть свободная вип-ложа. Однако по правилам нашего заведения должна предупредить вас, Михаил Дмитриевич, что мы сразу спишем с вашей карты восемьдесят тысяч рублей за бронирование. Пойдемте, пожалуйста, вон туда, дорогой Михаил Дмитриевич… – Она бормотала еще какие-то учтивые слова, но никто из нас их не слушал, мы просто шли за ней по темным коридорам и незаметно толкали друг друга локтями, торжествуя победу.

Возле отделанной золотом двери с надписью «пять» девушка-заяц нас покинула, пообещав прислать метрдотеля, а мы вошли в треугольную ложу, где уже был сервирован стол на шесть персон, выставленный вдоль балконного ограждения. Еще два кожаных дивана стояло возле каждой из стен.

– Фу, как же я тут с вами задолбался, – сообщил нам Ганс, плюхнувшись в кресло у самого барьера и вытерев вспотевшее лицо.

Потом он, брезгливо поморщившись, взглянул вниз, на колыхающуюся толпу завсегдатаев, шумных и потных посетителей, в очередной раз прорвавшихся в самый дорогой столичный клуб, и едва не плюнул туда – удержали его лишь тяжелый взгляд Николь и мой тычок в печень.

– Сиди уже тут ровно, дуболом, – сказала ему Николь и встала посреди ложи, цепко оглядываясь по сторонам.

– Три камеры вижу. Две точно работают, вон, как лампочками моргают, заразы, – тревожным шепотом сообщила она мне, тыча красным ногтем по углам, и я действительно увидел все три камеры, закрепленные на стандартных кронштейнах и даже не слишком тщательно замаскированные от случайных взглядов.

Потом она вдруг шагнула к стене и отворила невидимую доселе дверь:

– О, да тут персональный туалет. Мальчики, я скоро, – сообщила она нам и исчезла за дубовыми панелями.

Я сел рядом с Гансом и, посмотрев вниз, уже не смог оторваться от завораживающего зрелища – сотни людей сновали внизу, танцуя парами, собирая группы или тусуясь поодиночке, а вокруг них, прямо по стенам, кружило цветное облако удивительных в своей четкости оптических иллюзий, среди которых я успел один раз увидеть шпиль родного Адмиралтейства и дважды – перекошенную от злобы морду комбата.

Я с трудом оторвался от удивительного зрелища и, потрясенный, спросил у Ганса:

– А ты чего видишь, дружище?

Ганс вздрогнул, мотнул головой, отгоняя жуткие видения, и повернулся ко мне, прикрыв лицо ладонью:

– Ну нах, охренеть можно, что они тут показывают. Разве можно такое на публике всем показывать? Это же содомия какая-то, хоть бы и с бабами…

Я снова бросил взгляд на стены, но там опять закружился шпиль Адмиралтейства, правда, изрядно поросший мхом и какими-то ядовито-желтыми грибами.

– Черт его знает, я в законах не силен, – признался я, а потом до меня дошло, что мы с Гансом видим в этом феерическом световом шоу разные вещи.

Ганс теперь не сводил с меня тяжелого взгляда, повернувшись к залу спиной. Потом, заметив на столе бутылку водки, он открыл ее и приглашающе махнул мне горлышком.

Я протянул первый попавшийся под руку бокал.

Мы выпили, не чокаясь, по полстакана водки, а потом Ганс совершенно серьезным голосом сказал:

– Михась, если что, ты ведь меня отсюда вытащишь? Я ведь тебя вытащил тогда, на полигоне, хотя там деды реально затоптать могли. И зимой, от узбеков, тоже вместе ушли. Давай уже клятву дадим, что друг друга в беде не бросаем!

Я отобрал у него бутылку, плеснул нам еще водки, свою тут же выпил, но мои глаза продолжали слезиться, и я прямо так, сквозь непрошеные слезы, сказал ему:

– Ганс, дорогой ты мой фриц саратовский, клянусь, я тебя не брошу!

Ганс тоже выпил, и мы, обнявшись, как молочные братья, затянули нашу любимую песню: «Батяня комбат», хотя музыка вокруг звучала совершенно бесовская, абсолютно не в тему.

Мы вдруг здорово надрались, и я даже успел осознать, почему – незачем было пить натощак. Обед, которым накануне нас потчевали в «Метелице», для простого российского солдата выглядел сущим издевательством – ну омар, ну креветки, ну еще какая-то нездоровая и бессмысленная дрянь. Ума понять не хватает у тамошних рестораторов, что нормальному мужику не омаров надо щипчиками по тарелке гонять, а куриных бедрышек навернуть или там двойную шаверму в брюхо затолкать прямо с салатом. У нас, напротив КПП части, в Балашихе, круглосуточно работали сразу два киоска шавермы и к ним всегда стояла очередь из солдат, а то и офицеров. Вот где реальный бизнес люди крутили, не то что эти московские деляги…

Николь вышла из туалета с мокрой головой, и Ганс тут же сострил про ветер, но она не успела огрызнуться – в кабинет заглянул метр и замер на пороге, радостно жмурясь всем сразу и каждому в отдельности.

Николь одним взглядом оценила ситуацию и прогнала метра за горячим: «Голубчик, мы очень-очень устали и очень-очень проголодались».

Потом она села рядом со мной и расстроенно тряхнула кудряшками:

– Когда вы успели? Впереди ночь работы, а вы уже в хламину ужратые!

– …огонь батарея, огонь батальон, комбат ё командует он, – с удивительным добродушием откликнулся Ганс и потянул волосатую рыжую лапу к бутылке.

Николь не успела перехватить эту руку и теперь, с отчаяния закусив губу, смотрела, как Ганс разливает остатки водки по трем бокалам.

Ганс поднял свой стакан и ухмыльнулся Николь сквозь прозрачную жидкость.

– А ты у нас красавица! Просто эта, из кино, как там ее звали? Я же тебя в кино видел, женщина! Монро! Мэрилин, мля, Монро! – вспомнил он и немедленно выпил.

Я подумал, что за такой комплимент тоже стоит выпить, но Николь вдруг рухнула мне на грудь, как боксер после трех нокдаунов подряд. Она повисла на мне, прижав мои руки к телу, и я не стал брыкаться, напротив, затих на своем стуле, с наслаждением вдыхая ее чудесный запах.