Книга Скандальный поцелуй, страница 37 – Джулия Энн Лонг

Майлс собирался последовать ее примеру, когда вышел из бильярдной. Но что-то заставило его помедлить перед дверью библиотеки. Возможно, на досуге он нашел бы этому научное объяснение в виде магнетического притяжения, атмосферной неустойчивости и тому подобных явлений, поскольку анализ, являвшийся основой его бытия, придавал миру смысл и упорядоченность.

Но сейчас он почему-то заглянул в комнату.

В библиотеке было почти темно, и пламя затухающего камина бросало отблески на голову, склонившуюся к огню. Голову Майлс узнал тотчас же.

На мгновение он замер, любуясь золотистыми локонами, как любовался бы луной — спокойно и без эмоций. Но потом насторожился… Синтия Брайтли еще не ложилась. И сидела на краешке дивана, склонившись к огню и обхватив лицо ладонями. Хотя она не шевелилась, ее поза наводила на мысль, что она… Неужели она плачет?

В панике Майлс шагнул вперед. Затем сделал шаг назад.

Но тут Синтия выпрямилась, уронив одну руку на колени.

Боже правый! Она нагибалась, чтобы прикурить сигару.

Переместив ее в губах движением, свидетельствующим о долгой практике, она явно собиралась раскурить тлеющий кончик, когда Майлс поинтересовался:

— Где вы ее взяли?

Синтия вздрогнула и резко повернула голову. Рука, державшая сигару, вытянулась во всю длину и в таком виде застыла, она уставилась на Майлса круглыми глазами. Он попытался сдержать смешок, но безуспешно. И тогда сделал вид, что кашляет.

Синтия вернула руку в прежнее положение.

— Я чуть не проглотила ее, — сказала она с раздражением. — И это после всех усилий, затраченных на поиски.

— Вы искали сигары? Любопытно.

Синтия молча смотрела на него, чуть нахмурившись. Затем с демонстративной медлительностью сунула сигару в рот и несколько раз затянулась, пока кончик сигары не разгорелся, превратившись в ярко-красную светящуюся точку.

Майлс не мог решить, привлекает его или отталкивает это представление. Но он точно знал, что оно возбуждает, и с любопытством наблюдал за Синтией, ожидая, когда она закашляется или прослезится.

Вместо этого она изящно облокотилась о резной подлокотник и выпустила струйку дыма к потолку. Ее грудь, видневшаяся в вырезе платья, слегка всколыхнулась, притянув взгляд Майлса к округлостям, казавшимся такими мягкими и манящими в свете пламени.

Его естество тут же окаменело.

— Я обыскала весь дом, пока не нашла три штуки в этой комнате, в коробке. К счастью, здесь пахнет сигарами.

— Ружья, шерри и комната с табаком. Мечта юной леди…

— Сигары помогают мне расслабиться.

— Полагаю, охота за наследниками — очень нервное занятие.

Синтия вознаградила его попытку сострить наклоном головы и вытянула руку с сигарой перед собой, задумчиво глядя на тлеющий кончик.

— Видите ли, я обнаружила, что постоянно вести себя прилично и блистать — это крайне тоскливо. И поскольку мне придется отказаться от всех дурных привычек, когда я выйду замуж, то сейчас… В общем, я придерживалась поведения, которое демонстрировала до брака, но не смогла устоять перед соблазном.

Майлс помолчал, не зная, как реагировать на подобные откровения.

— А как же честь, мисс Брайтли? — произнес он наконец.

Она резко повернулась к нему:

— Уверяю вас, я имею больше понятия о чести, чем многие из тех, кто спит под этой крышей сегодня, мистер Редмонд.

Их взгляды встретились, и Майлс задался вопросом, не включила ли Синтия и его в число этих людей. Он вспомнил о леди Мидлбо. Третий этаж, четвертая дверь налево. Вот где он должен находиться в данный момент.

Она восприняла его молчание как извинение. И не ошиблась.

— А в чем заключалась сегодняшняя игра? — Ему действительно хотелось это знать.

— Мы должны были выпивать по бокалу, когда леди Джорджина говорила: «О, мистер Редмонд! Как интересно!»

Майлс был поражен. Кто бы мог подумать, что Синтия замечает подобные вещи. И вновь он разрывался между весельем и гневом.

Джорджина действительно слишком уж часто повторяла эти слова.

— Возможно, она находит меня интересным, — сухо заметил Майлс.

— Возможно, — согласилась Синтия с явным скептицизмом.

Майлс не мог не улыбнуться. Синтия же снова пошевелилась, и платье натянулось на ее груди, вызвав у Майлса знакомое напряжение в чреслах.

— Леди Джорджина очень мила, — добавила она таким тоном, словно в чем-то его обвиняла.

— Вряд ли ее можно за это винить, — быстро нашелся Майлс.

Его замечание показалось им обоим забавным, и они обменялись улыбками. Дымок ее сигары витал над ними как паутина, готовая опуститься.

«Уходи сейчас же, дурак», — сказал себе Майлс.

— Вы думали о том, что ваша брачная жизнь может оказаться крайне тоскливой, мисс Брайтли?

Она устремила на него долгий взгляд, затем отчетливо произнесла:

— Тоскливой, но богатой.

Майлс замер.

А затем его охватила ярость, возникшая ниоткуда и вместе с тем отовсюду.

Эта ярость заставила его пересечь комнату и опуститься на колени перед Синтией. Она уставилась на него широко распахнутыми голубыми глазами. А кончик сигары ярко тлел между ее пальцами точно третий обвиняющий глаз.

Майлс взял сигару из ее пальцев и швырнул в огонь. Казалось, они с равным изумлением наблюдали, как сигара зашипела и вспыхнула, исчезая в язычках пламени.

Воцарилось молчание. Майлс смотрел на огонь, чувствуя себя странно опустошенным. Поленья потрескивали и шипели, словно протестуя против своей судьбы, но постепенно за шумом пламени он стал различать дыхание Синтии.

Повернув голову, он обнаружил, что она смотрела не на огонь.

Она смотрела на него — с выражением, которое тут же исчезло, когда он повернулся. На ее лице и шее играли отблески пламени, грозившие поглотить ее как поленья в камине.

Словно со стороны, Майлс наблюдал за своей рукой, потянувшейся к Синтии и коснувшейся ее подбородка.

У нее перехватило дыхание, и у него тоже.

Но он был не в силах остановиться, а она не сделала ни малейшего движения, чтобы остановить его.

Двумя пальцами, медленно и нежно, он прошелся по изящной линии подбородка. Как бдительная дуэнья, он следил за собственными пальцами, скользившими по ее горлу, гладкому, как шелк, и пугающе уязвимому — бился пульс, проталкивая кровь по ее жилам и насыщая кожу теплом, согревавшим его пальцы. Казалось, каждая клеточка его тела ожила и встрепенулась, упиваясь этими ощущениями. Добравшись до ключицы, его пальцы нарисовали замысловатую фигуру у основания ее изящной шеи.