
Онлайн книга «Скандальный поцелуй»
— Я понимаю, и клянусь, не осуждаю вас за это. Но это не опровергает того, что я сказала. Вы не лучше меня. Он промолчал, признавая ее правоту. — Что, по-вашему, я должна делать? — спросила вдруг Синтия. — Ведь я всего лишь хочу иметь то, что есть у вас и Вайолет. Почему у меня не должно быть удачного брака, денег и дома? Но только… Я не возьму деньги у вас, Майлс. Поэтому не предлагайте мне их. А теперь скажите: что, по-вашему, я должна делать? «Останься со мной навсегда. Будь моей любовницей. Занимайся со мной любовью каждую ночь, пока мы будем в состоянии заниматься этим». Она прочитала это в его глазах, а он прочитал в ее глазах, что она изо всех сил противится искушению. — Не говорите этого, — прошептала Синтия. Майлс вздохнул. — Хорошо, я не стану просить вас об этом. Они надолго замолчали. Лошади в стойлах перебирали копытами, и где-то неподалеку птица изливала свою радость на солнце. — Просто, оценивайте людей, исходя из того, кто они есть, Синтия. И только потом — исходя из того, что они могут вам дать. Не стоит смотреть на человека как на ходячие двадцать тысяч фунтов. Или как на скучного второго сына. Последняя фраза вырвалась у него, прежде чем он успел спохватиться. Синтия замерла, и на ее лице отразилось изумление, какое бывает от внезапного удара в живот. — О, Майлс!.. Значит, вы слышали, что я сказала, когда вы впервые увидели меня, на балу у Малверни… в голубом платье. Вы слышали, как мы с Лизой говорили о вас. — Вижу, вы помните, что сказали, — кивнул Майлс. Они снова помолчали. — Что ж, я ведь уже признала, что я скверная, — пробормотала наконец Синтия. — Но теперь я понимаю, почему вы так сказали. Она отвернулась, не решаясь встретиться с ним взглядом. — Это было… не слишком хорошо с моей стороны. — Не могу с вами не согласиться, — отозвался Майлс с мягкой иронией. — Как вы, должно быть, ненавидели меня. — Нет, никогда, — возразил он со сдержанным пылом. — Поверьте, никогда. Синтия вновь к нему повернулась. Она долго вглядывалась в его лицо и в конце концов пришла к выводу, что он действительно не сердился. — Эти мои слова не были предназначены для ваших ушей, Майлс. — Это меня не удивляет, — сухо отозвался он. Ее губы дрогнули в улыбке. И снова последовало недолгое молчание. — Я совсем не это имела в виду, — сказала Синтия, пытаясь оправдаться. — Нет. Именно это. Она вздохнула: — Ну ладно… Я действительно имела в виду то, что сказала. Но если бы нас тогда представили друг другу, Майлс? Что было бы, если бы мы с вами поговорили или потанцевали? Этот ужасный вопрос он уже не раз задавал себе. — Это ничего бы не изменило, — решительно заявил Майлс. — Даже если бы мы танцевали, вы не разглядели бы меня по-настоящему. А я не разглядел бы вас. Тогда мы были другими людьми, не такими, как сейчас. Мы изменились. «Благодаря друг другу», — мысленно добавил он. Синтия опустила глаза. Проследив за ее взглядом, он заметил потертые носы и сбитые каблуки ее ботинок, свидетельствующие о стесненных обстоятельствах. По спине Майлса пробежал холодок, оставивший в душе тревожное чувство. — Вы правы, Синтия. Наверное, я чересчур горд. Наследие Редмондов… и все такое. Мне действительно не нравится, когда мной пренебрегают. Полагаю, моя гордость сыграла свою роль, когда я солгал вам насчет Гудкайнда. Мне хотелось преподать вам урок. Синтия подняла на него глаза. Голубые, как небо. — Так это гордость заставила вас поцеловать меня в первый день, когда я приехала сюда? — спросила она. Да, в проницательности ей не откажешь. Слово «поцеловать», казалось, повисло в воздухе, напомнив им обоим о возможностях, предоставленных этим моментом. Майлс мог бы сократить расстояние между ними и просто склонить голову к ее губам, таким мягким и манящим. Мог бы взять ее лицо в ладони — заставить забыть обо всем на свете. А затем скользнул бы губами к ее шее и… — Вы сожалеете об этом? — спросил он, еще крепче сжав ее руки. На шее Синтии билась жилка, как бы вторившая биению пульса у нее на запястьях. Майлс не представлял, зачем задал этот вопрос и какого ждал ответа. Медленно разжав пальцы, он выпустил ее руки. — Я причинила вам боль? — Синтия потянулась к его груди, словно хотела погладить то место, куда пришелся удар ее кулака, но, спохватившись, отдернула руку. Эта неуверенность, граничащая с робостью, живо напомнила ему тот раз, когда он впервые поцеловал ее. Он вспомнил мучительную боль, которую ощутил при мысли, что она может оттолкнуть его. — Ничего страшного, — отозвался Майлс, приложив ладонь к своему сердцу, гулко бившемуся в груди. Уголки ее губ приподнялись. — Отлично. Они помолчали, стоя в шаге друг от друга. — Синтия, я сожалею… о Гудкайнде. Клянусь вам, я все исправлю. — Предположим, уже слишком поздно исправлять то, что касается мистера Гудкайнда, — заметила Синтия. — Он наговорил лишнего… и сбежал. Только не смейтесь, — предупредила она. — Вы так и не расскажете, что наговорили ему? Синтия вздохнула. — Ну… хорошо. Я сказала, что отношусь с пониманием к причудам различных людей и не против поделиться своим гардеробом с мужчиной, если ему что-то понравится. Кажется, я упомянула, что с радостью бы сшила подвязку, рассчитанную на мужчину. Теперь можете смеяться. Майлс уже улыбался во весь рот. — Вы и впрямь собирались сшить ему подвязку? — Почему бы мне, не проявить понимание к его слабостям? При условии, что это осталось бы между нами. Майлс пожал плечами: — Да, действительно… Почему бы и нет? — Наверное, она действительно проявила бы понимание. Или по крайней мере практичность. Синтия не из тех, кто впал бы в истерику, обнаружив, что ее муж пытается натянуть одну из ее шелковых подвязок или примеряет дамскую шляпку. Они бы сели и все спокойно обсудили. Пожалуй, и тропические джунгли не стали бы особым вызовом для мисс Синтии Брайтли. — Вообще-то, если хотите знать, это было очень забавно, — сказала она. — Никогда бы не подумала, что вы способны на подобные выходки. Он отвесил поклон. — Вы были моей музой. Синтия улыбнулась, на сей раз — искренне. И на ее лицо вернулись здоровые краски. Зато Майлс находился в аду. Обсуждать мужчин, которым она будет принадлежать до конца ее дней, — это было выше его сил. Его руки окоченели, в груди появилось до странности знакомое ощущение пустоты. |