Книга Под счастливой звездой, страница 38 – Дженни Браун

Она упрямо сжала губы. Было видно, что она не хочет выполнять его просьбу. Его охватило отчаяние. Быть может, Фэншо все-таки был прав относительно ее.

Но он не мог заставить себя поверить в это. Ее попытка покончить с собой, бросившись в реку, опровергала теорию Фэншо. И даже если она совершенно невинна, с чего бы ей говорить ему правду после того, что произошло между ними на узкой кровати в гостиничной комнате?

Он посмотрел ей в глаза, а когда она отвела взгляд, попытался понять, а точнее — почувствовать, что же она испытывает к нему. Страх? Да, несомненно. И недоверие. Но если это единственное, что удерживает ее от ответа, то он на знакомой территории. Воюющие армии никогда не доверяют друг другу, и он хорошо знает, как договариваться с недоверчивым противником.

— Это не односторонняя сделка, — заметил он. — Я тоже кое-что тебе дам.

— Что?

— Все, что ты хочешь в обмен на честность, которой требую от тебя.

— Если я расскажу тебе правду, ты не поверишь. Так какой же смысл? Именно тогда, когда это было так важно, мне никто не верил.

— Возможно, я буду первым. — Выражение его лица смягчилось. — Ты не лгунья, Темперанс, хотя тебе доставляет удовольствие говорить правду таким образом, что люди приходят к ошибочным заключениям.

Он опустил глаза, затем продолжил:

— Такая у тебя манера, да? Ты сделала это, когда намекнула, что вознаградишь меня за то, что я спас тебя от сапожника. Ты поступила так же, когда позволила мне думать, что леди Молния — содержательница борделя. Ты говоришь правду, ожидая, что ее неправильно поймут, а когда это происходит, пользуешься этим.

Он помолчал, осененный внезапной догадкой.

— Что ты сказала своему отцу, когда он застал тебя с Рэндаллом?

— Что он поцеловал меня против моей воли.

— Отец поверил тебе?

Боль в ее глазах подтвердила его подозрения.

— Он оказался плохим отцом. Он должен был защитить свою дочь от соблазнителя.

— У него были свои причины. За несколько дней до этого я солгала ему. Глупая ложь, из тех, что говорят дети, чтобы избежать наказания. Я сказала, что собака разбила дорогую вазу. На самом деле это я со своей неуклюжестью столкнула ее с каминной полки. Мачеха видела, что произошло, и доложила ему. Поэтому он подумал, что я врушка, и когда я сказала, как было с Рэндаллом, он мне не поверил.

— Расскажи мне, как все было на самом деле, — попросил он.

Она медлила с ответом, нервно стиснув руки, потом отошла от него на несколько шагов. Он последовал за ней.

Наконец она заговорила:

— Когда я согласилась встретиться с Рэндаллом за конюшнями, то наивно ожидала только красивых слов любви, о которых читала в романах. Он был для меня героем, борцом за свободу. Но когда мы остались наедине, оказалось, что ему нужны отнюдь не разговоры. Он порвал на мне платье, хватал за грудь и совал язык мне в горло. Я сопротивлялась изо всех сил.

Она закусила губу.

— Я так обрадовалась, когда отец обнаружил нас. Я думала, он пришел меня спасти. Но он сказал: «Единожды солгав, кто тебе поверит». Говорил, что, должно быть, я сама хотела этого, иначе не стала бы встречаться с мужчиной за конюшней. Назвал меня грязной потаскушкой. — Ее лицо помрачнело. — Все усилия, которые я прилагала, стараясь быть хорошей, ничего для него не значили. Он мне не верил.

— Поэтому ты нанесла ему ответный удар, превратив его обвинение в реальность? — догадался Трев. — Ты отдалась Рэндаллу, как бы больно и неприятно тебе ни было.

Она едва заметно кивнула.

— Я сделала это в отместку отцу. Не смогла удержаться. — Ее била дрожь, а в глазах Трев увидел отблеск мучительной боли. — Как же это невыносимо — быть такой испорченной.

— Тебя предал человек, которому ты больше всего доверяла, который должен был выслушать тебя и принять твою сторону. Он должен был понять тебя и защитить. Конечно, тебя переполняла ярость. Что еще ты могла ощущать?

Она пожала плечами, не желая отвечать.

Он продолжал:

— Ты почувствовала себя лучше, когда на деле подтвердила его обвинение? — Вдруг он замолчал, осененный внезапной догадкой. — Поэтому ты и воруешь? Потому что обидно быть обвиненной в преступлении, которое ты не совершала. Уж лучше грешником быть, чем грешником слыть?

Она вскинула брови, и ее миндалевидные глаза стали удивленными.

— Я… я не знаю. Возможно. — Она замолчала.

Он принял решение.

— Я поверю тебе, Темперанс, — сказал он. — Поверю, клянусь честью. Я выслушаю тебя и не стану судить. Буду слушать до тех пор, пока не пойму, что у тебя на душе. И буду держать свое мнение при себе. Вот что я могу дать в обмен на честность, которой прошу от тебя.

Он замирая ждал ее ответа, но вдруг из темноты появилась какая-то огромная фигура с фонарем. Это был один из частных сторожей, которых богатые лондонцы нанимают, чтобы прогонять уличных женщин и бездомных попрошаек от своих дверей.

— Топайте отсюда, — крикнул он, взмахнув тяжелой дубинкой.

— Идем, — сказал Трев, взяв ее за руку. — Продолжим наш разговор где-нибудь в другом месте.

Она вырвала руку:

— Я не вернусь в ту комнату с тобой.

У него было ничуть не больше желания возвращаться туда.

— Я и не прошу тебя об этом. Не сейчас. Но не знаю, куда еще мы можем пойти в такое позднее время.

— Я знаю, — отозвалась она. — «Крысиный замок» открыт всю ночь. Там встречаются воры-взломщики, карманники и попрошайки, которым в этот день посчастливилось собрать неплохой улов. — В ее глазах светился неприкрытый вызов. — Хватит у тебя смелости пойти со мной туда?

— Испытай меня, — отозвался он.

На знакомой территории она почувствует себя в безопасности. Но воспользуется ли она этим, чтобы снова ускользнуть от него? Вполне возможно. Такой поворот событий нельзя не принимать в расчет. Но у нее есть на это право. У нее нет никаких причин, чтобы остаться с ним, напротив, он сделал слишком много, чтобы вызвать у нее желание сбежать.

— Значит, «Крысиный замок», — сказал он, и они пошли по темным ночным улицам к воровскому притону.

Снаружи здание, у которого они оказались, ничем не отличалось от других деревянных магазинов и лавок, тянущихся вдоль грязной улицы. Их стены были оклеены афишами театральных постановок и объявлениями о патентованных лекарствах, но внешнее впечатление оказалось обманчивым. Она отрывисто постучала в дверь и подождала, пока кто-то внутри разглядывал ее через замочную скважину. Дверь чуть-чуть приоткрылась, потом широко распахнулась, и здоровяк по прозвищу Багор махнул, приглашая их войти.

Как всегда в это время ночи, за столами сидели грубо одетые лодочники. Они держали в руках кружки с дымящимся кофе, готовясь к предстоящему долгому дню. Те же, кто закончил свои ночные дела, потягивали портер [4] . Некоторые кидали кости, другие сидели, развалившись, вытянув ноги и вполуха слушая неряшливую толстую блондинку, которая называла себя Певчей Птичкой Чипсайда [5] и пела все, о чем ни попросят, за пинту-другую.