
Онлайн книга «День револьвера»
— Да брось. И эта… спорим на пять долларов, что кровосос не увидит захода солнца? Оглянувшись через плечо, я снова посмотрел на висельника. Он уже перестал раскачиваться, но, судя по доносившемуся скрежету, по-прежнему пытался перегрызть кляп. Дымок… да, тянущийся к солнцу дымок за последние несколько минут определенно стал гуще. — И пяти центов не поставлю. — Соображаешь, — протянул гобл. — Будь на нем тряпье, куда ни шло, а так, нагишом, он и часа не протянет. Подождем? — Нет. На самом деле я был бы совсем не прочь глазеть и дальше. Но вот незадача: то же странное чувство, что в салуне приклеило мой зад к стулу, сейчас настойчиво гнало меня из толпы зевак. Будто молоточками по вискам — прочь, прочь, прочь… Я помотал головой, однако наваждение и не думало спадать. Наоборот — меня словно накрыло стеклянным колпаком — звуки отдалились, стали глуше, а лица стоявших вокруг людей дрогнули, причудливо искажаясь. Выпученные глаза… разинутые в безмолвном крике рты… я сам чуть не заорал от ужаса, и тут в кольце перекореженных масок появилось одно нормальное лицо. Точнее — зеленая клыкастая харя. — Говорят, они забавно вспыхивают. — Толстяк достал откуда-то из-за спины маленькую бутылочку, насадил её пробкой на левый клык, откупорил и выплеснул содержимое в пасть. — Пшикают на манер спичечной головки. Пых и все. Гобл достал вторую бутылочку и откупорил её о второй клык. — Что это? — Наштой моши гремушей шмеи, — прошепелявил гоблин. — Ошень шабористая штука. Хошешь? — неожиданно спросил он, судя по ухмылке — не сомневаясь в ответе. — Хочу, — сказал я и, не дожидаясь, пока Толстяк опомнится, выдернул бутылочку из лапы и опустошил в два глотка. Это было… ну, примерно, как если бы я целиком заглотал снеговика, у которого на месте кукурузного початка дымилась динамитная шашка. Бабах — мятная свежесть взрывается во рту, свистит из ушей, поднимает волосы дыбом, лавиной скатывается по горлу в живот и уже оттуда брызжет во все стороны, до самой кожи, пробиваясь сквозь неё капельками ледяной испарины. — Уф-ф… моча гремучей змеи, говоришь. Я запомню. — Наштоянная на шелебных травах. — Гобл, отступив на шаг, принялся сдирать с клыков пробки. — Штаринный решепт, шохранился только у Йо-Боровачки. Между прочим к старой троллихе за этим пойлом даже из Канады приходили. — Между прочим, — я двинулся вперед, заставив гоблина пятиться еще дальше. — Я так и не увидел своих денег, Толстяк. — Каких еще денег? — Опять?! — Ах, этих… а они вовсе и не твои были. — Да неужели. — Ыгы. Напряги память, эй-парень. Я просто сказал, что знаю, где они зашиты, а ты — не знаешь. Я огляделся — мы уже выбрались из толпы около виселицы и даже успели отдалиться шагов на пять — и потянулся к кобуре. — Эй, ты чего? — У тебя плохо с арифметикой, Толстяк? — участливо спросил я. — Ну да, конечно, ты же всего лишь гобл. Так вот, запомни: три доллара меньше сорока пяти, но больше, намного больше, чем ничего. Впрочем, — на этот раз пришла моя очередь ухмыляться, — можешь и не запоминать. — А как насчет… — голос Толстяка упал до шепота, — большой кучи денег, эй-парень? — Если предлагаешь их ты — никак. Игры кончились, гоблин. Твоя игра кончилась. Ремешок на кобуре расстегивался туго, но сейчас меня это ничуть не волновало — скорее, наоборот, устраивало. Стрелять я не собирался, вот припугнуть чертова нелюдя — дело другое. Приятно считать, что гоблины — трусы. Возможно, некая доля правды в этих слухах есть, особенно если сравнивать с орками. Там, где орк с ревом бросится в атаку и даже полумертвый, постарается перегрызть глотку-другую или задушить врага собственными кишками, гоблин три раза пересчитает врагов, тихо слиняет и вернется ночью — сыпануть горсть отравы в котелок над костром, повязать спящему часовому элегантный галстук из конского волоса… Наконец ремешок поддался, и я начал вытаскивать револьвер. Толстяк наблюдал за этим, не выказывая особых признаков страха — только любопытство. — А знаешь, в Пограничье многие улитки достают оружие быстрее тебя. — А я не тороплюсь, зеленый. Ты ведь все равно не успеешь убежать. — Вот еще. Бегать, по такой жарище… зря, что ли, я вытряхивал патроны из твоей пушки. — В комнате, пока я одевался? — уточнил я. — Ыгы. И не говори, что заметил. Улыбнувшись, я хлопнул себя по поясу в дюйме слева от пряжки — там, где обрывался ряд блестящих цилиндриков, еще недавно бывший на пять гнезд полнее. — Ы-ы-ы-ы… можно я упаду на колени, взвою от ужаса и начну молить о пощаде? Толстяк по-прежнему не боялся — уж настолько-то я этого гоблина успел узнать. Скорее, он чего-то ждал. — Так сойдет, зеленый. — Я так и не показал тебе конюшню. — Не волнуйся, как-нибудь справлюсь и без тебя. Это же маленький городок. Гоблин молчал, пока я не взвел курок. На щелчок обернулось человек пять, но увидев и оценив сцену, сразу же потеряли к ней всякий интерес — дымящийся в петле вампир был явно куда более редким зрелищем, чем гоблин под револьверным дулом. — Ты об этом пожалеешь. — Назови хоть одну причину, Толстяк. Ну же… — Она у тебя за спиной. — Неужели ты думаешь, что я попадусь на такую… — начал я и в этот миг кто-то позади взвизгнул: — Мистер Ханко! Гоблину крупно повезло — дернувшись от неожиданности, я едва не выстрелил взаправду, хотя совершенно не собирался этого делать. К счастью для Толстяка, ход спуска у «Громового Кота» оказался на волосок длинней, чем судорожное движение пальца. — Какого орка… мисс Вей?! — Прошу простить меня, мистер Ханко. — Китаянка сложила ладони, наклонив голову, словно я был алтарем. — Не знаю, как это получилось, я хотела всего лишь обратиться к вам. — Ну, вам это удалось. — Умоляю-вас-простить-меня-я-действительно-не-хотела… — Да все в порядке, мисс, — смущенно буркнул я, — вовсе незачем так извиняться. На самом деле я всего лишь хотел при… э-э… припугнуть одного… — сбоку мелькнуло что-то зеленое. Обернувшись, я увидел, как Толстяк скрывается за углом соседнего дома. — …чертова гоблина. — Это был гоблин? Настоящий? — Самый что ни на есть, — подтвердил я. — О, — девушка подняла голову, — вы так храбры, мистер Ханко. Ведь он мог броситься на вас… — Право, мисс, вы преувеличиваете. — Тут я, наконец, сообразил, что хотя собеседник поменялся, в руке у меня по-прежнему взведенный револьвер, который стоит хотя бы опустить. — Он всего лишь гоблин. |