Книга Принцесса для сержанта, страница 80 – Андрей Уланов

И всего боя — секунды две-три от силы!

У одного орка кроме меча еще и огнестрельный самопал обнаружился, местной работы. Та еще гаубица, в нашем мире такие еще при царе Горохе с вооружения сняли за полной устарелостью. Калибр — как у авиапушки.

Ладно.

Добежать до берега мы успели.

— Болото…

Дара в это слово сумела вложить много всяких… оттенков смысла. В основном, конечно, усталость.

Я на землю плюхнулся, кое-как дыхалку успокоил.

— Извини, — булькаю. — Кто хотел на черноморское побережье… те за билетами в другую кассу становились.

— Не поняла.

— А-а, неважно, это я так… философствую. А болото… болото для разведчика — дом родной. Я, — наставительно так говорю, — за последний год по болотам на брюхе больше наползал, чем другие по земле нашагали.

— Я болото не люблю.

— А зачем его любить-то? — удивляюсь. — Нам бы его пройти.

Дара только вздохнула.

В чем-то, конечно, она была права — поход через топь — это удовольствие ниже среднего… плинтуса. А здешняя трясина, похоже, родным советским торфяникам еще фору даст. По крайней мере, ароматом веет совершенно сногсшибательным: в смысле, раз нюхнул — и с копыт долой.

Предупреждали бы хоть… что, спрашивается, стоило товарищам эльфам на карте написать — Болото Гнусной Вони. Ну или значок какой-нибудь соответствующий.

— Королева… блевать будешь?

— Я подумаю.

— Ну, думай…

Чуть больше минуты ушло у меня на пару слег — и мы двинулись дальше.

* * *

— Брось! — кричу ей. — Кидай к чертям эту корону вместе с мешком.

— Не… — Бульк… — Ни за что!

Я еще чуть вперед прополз — чувствую, вот-вот и подо мной корка лопнет.

— Выкинь, говорю! Она же… волшебная. Ни черта ей не сделается.

А если и сделается, думаю, что это за волшебная рептилия, то есть реликвия, такая, что в любом паршивом болоте утопнуть может?

— Ни… Никогда.

Черт, думаю, а ведь и вправду не бросит.

Продвинулся еще малость вперед и — оп, чувствую, с правым ботинком уже чего-то не то. Проваливается. И не только ботинок, а еще и рожа, а это куда неприятнее. Потому как смотреть в этом болоте абсолютно не на что, да и вообще очень не хочется.

Кое-как накрутил ремень на ствол, уцепился получше…

— Эй, — пробулькиваю, — це… цепляйся за рукоять!

Ну, думаю, боги, все какие есть, — давайте помогать!

Три к пяти, что без вашей помощи мы вдвоем тут и останемся. До ближайшего каменноугольного периода.

Выбрались. И даже ботинок удалось вытащить — он только наполовину снялся.

Вцепился я в кочку, жижу изо рта выплюнул.

— Ну, — говорю, — утопающая… ну, жертва кораблекрушения… отважная челюскинка. Ты хоть иногда под ноги смотришь, а, королева?!

— Все. Больше не могу.

И по тому, как она это сказала — спокойно так, бесцветно, — я понял, что действительно все. Больше она ни шагу не сделает, чем ее ни подгоняй.

Черт! Как будто у меня силы есть ее подгонять!? Мне бы самому не свалиться!

— Ну что же ты, — бормочу, — ваше величество. Где же ваша, тьфу, ваше королевское достоинство? Показывать свою слабость…

— Заткнись, Малахов, — шепчет Дара. — Все эти сказки, все эти предания о доблестных героях, которые в меня вколачивали с детства… О да, я была готова сразиться с Черным Властелином, повести за собой армию, отдать жизнь, наконец! Но… это болото… Малахов, я не могу больше! Даже если бы у меня осталась хоть капля сил, даже если бы я могла… я не могу больше, Малахов! Ты понимаешь?! За пять минут на твердой земле я, королева Ак-Менола, готова… — и осеклась.

— Ну и на что ты готова? — спрашиваю.

Дара стиснула зубы, зажмурилась, пару секунд постояла так и почти беззвучно выдавила:

— Почти на все.

— Вот! — говорю. — А раз на это самое «почти» ты еще не согласна — вперед!

По правде говоря, у меня и у самого с настроением и силами дело было не так, чтобы очень. Помирать не помирал… но всех мыслей: не до завтра — до сегодня бы дожить.

Ну и еще махонькая надежда теплилась. Где-то здесь, перед нами — если эльфийская карта не наврала, а я с пути вконец не сбился — должен был быть островок. И если мы его сумеем отыскать до темноты — будем жить!

А до темноты осталось минут сорок, не больше.

Даре я об островке не говорил. И, как оказалось, правильно сделал. Потому как если бы она его ждала… а так я просто рычал: «Надо!», «Ползи!»…

Повезло, что луна сегодня была почти полная.

Само собой, ни о каком костре и речи не шло. На этом клочке, — который и сушей-то назвать язык не поворачивался, разве что в насмешку, — развести костер не смог бы даже Ариниус… даже если ему под это дело канистру бензина выделить.

Мы просто лежали, обнявшись… и делали вид, что пытаемся согреть друг друга. Толку от этого было немного, но сама мысль… тоже грела.

— Сергей.

— Что?

— Мне… страшно.

Я ее покрепче к себе прижал, второй рукой волосы глажу — ну, точь-в-точь как зверенка испуганного.

— Все будет хорошо, моя королева, — шепчу. — Самая храбрая, самая отважная… и красивая из всех королев. Все обязательно будет хорошо.

— Этот вой…

— Не бойся. Повоет и перестанет.

Чувствую — Дара под моими руками словно вздрогнула.

— Это воет баньши, Сергей. Они… не воют просто так. Эльфы говорят… что баньши могут услышать только те, чей смертный час уже пришел.

— Чушь. Это наверняка неправильные эльфы говорят. Колин бы так никогда… не скажет. А эти просто мелют всякую чушь… о том, чего сами толком-то не знают.

— И туман… какой странный туман.

— Туман как туман, — говорю. — Ты, свежеиспеченное величество, лучше закрой глаза и спи себе. А то завтра… Спи.

Туман и в самом деле нехороший был. Много я на своем веку туманов навидался, но такого еще не встречал. Холодный, липкий какой-то, с зеленоватым оттенком и грязной каймой снизу. Роса, думаю, с такого тумана — как от тряпки половой.

И стелется он низко-низко… словно дым.

Чадящий, густой дым от двух броневиков и танкетки. Еле-еле вытекал из внутренностей, переваливался через борта и расползался по земле. А за ним, на пригорке, стояли два «T-IV» и лениво, не торопясь — знают, сволочи, что с такого расстояния, да в лоб их никакая «ПТР» не возьмет, — постреливали по окопам. Толку, правда, с той стрельбы было немного, дым мешал и нам и им, да и трудно танковой пушкой выковырять из окопов зарывшуюся пехоту — слишком настильная траектория. Вот и сейчас снаряды пролетали над траншеей и рвались где-то позади, так, что даже осколки редко долетали. Так продолжалось минут двадцать, не меньше, наконец, немцам это надоело, и они решили взяться за дело всерьез — танки уползли с пригорка, а в воздухе противно завыло — и вокруг подбитых броневиков рванули мины — недолет.