Онлайн книга «Закон трех отрицаний»
|
– Люба, познакомьтесь, это мой коллега, он работает в Интерполе и может вам помочь с поисками вашего друга, – представил Сергей Селуянова. Тот привстал и изобразил джентльменский поклон. – Очень приятно. Николай. – Люба. А вы правда можете помочь? – Я могу постараться. – Он может, может, – подхватил Зарубин. – Вы меня простите, Люба, я в тот раз был жесток и несправедлив к вам. Я потом долго думал над нашим разговором и понял, что был не прав. Сначала надо выяснить, что случилось с вашим другом, а потом уж судить о том, любит он вас или нет. Правильно? – Спасибо вам, – почти прошептала Люба и снова собралась заплакать. – Не плачьте, Люба, не надо, лучше скажите-ка нам имя и все данные на вашего жениха. – Джавад Кезоглу… – Как?! – воскликнули сыщики почти хором. – Кезоглу, – повторила она. – Джавад. А почему вы так удивились? – Нет-нет, все в порядке, – быстро сориентировался Селуянов. – Просто мне отчего-то казалось, что речь пойдет о европейце. – Он турок. – Чем он занимается? – Он… не знаю. Сейчас, наверное, ничем. – Что значит – сейчас? А раньше чем занимался? – Летом он работает в отеле, дает водные мотоциклы напрокат. А когда не сезон, тогда у него нет работы. – Вы давно знакомы? – С прошлого года. Я летом отдыхала в Турции с детьми, как раз в том отеле, где он работал. Мы познакомились… – Люба, – вступил Зарубин, – почему вы никому о нем не рассказывали? Ведь даже ваша мама не знает ничего. Почему? – Мне… было стыдно. Ужасно стыдно… Я боялась, что со мной поступят так же, как когда-то с мамой. – И поэтому вы разговаривали с ним по-немецки, чтобы мама ни о чем не догадалась? – Да, конечно. Вообще-то он по-русски почти совсем не говорит, только чуть-чуть, я его учила. А немецкий знает, в Турции вся обслуга знает немецкий. Если бы я стала при маме говорить с ним по телефону по-русски, она бы сразу догадалась, что я говорю с любовником, да еще и с иностранцем. – Все равно я не понимаю, почему вам было так стыдно, почему вы так его стеснялись, – упорствовал Зарубин. – Что плохого в том, что человек выдает технику напрокат? Люба всхлипнула, вытерла слезы салфеткой и машинально скомкала ее. – Вы знаете, что такое человек, который работает в прокате? Ему даже на территорию отельного пляжа заходить нельзя. Он сидит в десяти метрах от шезлонгов, под тентом, а пройти эти десять метров не имеет права. Его сразу же охрана выгонит, а потом и уволить могут. Он – пария, изгой. И все, кто хоть раз отдыхал в Турции, это прекрасно понимают. – И в этом году… – начал подсказывать Селуянов. – Да, я снова туда поехала. Мы были так счастливы! Мы собирались пожениться. – И он бы приехал жить в Россию? – Нет, я с детьми уехала бы к нему. Мы так решили. – Любочка, – осторожно начал Зарубин, – не сердитесь на меня за то, что я сейчас скажу. Обещайте, что не рассердитесь. – Обещаю. – У вас много денег? – У меня? – Она удивилась вопросу, потому что ожидала совсем другого продолжения разговора. – Много. Во-первых, последние восемь лет я очень хорошо зарабатываю. И во-вторых, отец моего младшего мальчика перевел на мой счет в банке большую сумму. Чтобы ребенок мог нормально расти и получил хорошее образование. – Отец вашего мальчика состоятельный человек? – Более чем. Он не просто состоятельный – он очень богатый человек. Только не требуйте, чтобы я назвала его имя. – Что вы, что вы, – замахал руками Зарубин. – Нам это и не нужно. Скажите, вы знаете, что ваша сестра собирается начать проект с режиссером Островским? – Да, конечно. А откуда вы знаете? – вдруг испугалась она. – Я дала слово Аните никому об этом не говорить. Она хочет, чтобы никто заранее ничего не узнал. – Никто и не узнает, – пообещал Сергей. – Но ведь такой проект стоит очень дорого. Разве у Аниты Станиславовны есть такие средства? – Нет. Но я пообещала ей помочь. – В каких размерах? – В больших. Я пообещала ей дать триста тысяч долларов. Такими средствами я располагаю. – Просто подарить такую сумму? Невероятно! – не поверил Селуянов. – Зачем же просто дарить? Мы с Анитой договорились, что она будет отдавать долг по мере поступления доходов. Фильм выйдет в прокат, его будут покупать телеканалы. Конечно, может быть, она вернет не все деньги, но я к этому готова. Она же моя сестра, а не чужой человек. – Я это вот к чему веду, Любочка, – Зарубин вдруг стал очень серьезным. – Триста тысяч долларов – это сумма весьма значительная, особенно для безработного прокатчика. Не могло ли так получиться, что он узнал о вашем обещании дать деньги сестре и решил, что вы теперь останетесь ни с чем, что у вас больше нет средств и, таким образом, вы ему больше неинтересны? Вам это приходило в голову? – Приходило, – по лицу Любы текли слезы, но она их не замечала. – И от этого мне было еще больнее. Разве я могла рассказать такое маме? – Наверное, нет, – со вздохом согласился Сергей. – А кому вы рассказывали о том, что собираетесь замуж за Джавада? – Только Аните. Она умная и добрая, она не стала бы меня осуждать. Она же маму простила, значит, и меня простила бы. – И о том, что Джавад исчез, вы тоже ей рассказали? – Нет. – Почему? – Мне было стыдно… Анита предупреждала меня, что он может оказаться альфонсом, что ему нужны только мои деньги. А я так возмущалась… Даже поссорилась с ней. – Потом-то помирились? – с улыбкой спросил Селуянов. – Конечно. Анита никогда не дуется, она все понимает. – Хорошо, Любочка. Вы мне вот на этом листочке напишите все данные, телефоны, какие знаете, название отеля, где Джавад работал, я постараюсь что-нибудь придумать. – Спасибо вам. Она быстро написала имя и фамилию Джавада, название отеля, название города, где жила его семья, и номер мобильного телефона. Минут через десять после ее ухода сыщики вышли из кафе. – Все ездят в Турцию отдыхать, – мечтательно произнес Селуянов. – Вот ты, Серега, был там хоть раз? – Не-а. А ты? – И я не был. У меня как отпуск – так к родителям на дачу, вкалывать, там работа никогда не кончается, все время что-то чинить надо, или полоть, или строить. А эти все по Турциям разъезжают. |