Онлайн книга «Тина и Тереза»
|
Отец Гленвилл еще раз взглянул на склоненную голову девушки. — Ты плохо поступила, дочь моя, — с подобающей строгостью произнес он, — причинила большое горе своему мужу и матери, хотя я верю, что в твоем поступке не было злого умысла. Хорошо, что теперь ты раскаиваешься! Ты должна чаще молиться о спасении своей души, а в миру вести себя смиренно и скромно, дабы не дать повод для дурных слухов. — Да, я понимаю. — Твой супруг требует признания брачной клятвы недействительной, и я нахожу основания для этого. Тина кивнула. Отец Гленвилл, ничего больше не добавив, отправил ее домой, думая о том, что лучше этой девушке покинуть город вслед за сестрой. Сам он, многое повидавший в жизни, готов был простить ей грех, но знал — людская молва не простит. Тина и Дарлин тоже это знали. Толпа с подобострастием и завистью взирает на того, кому выпало счастье возвыситься, но его же, упавшего вниз, втаптывает в грязь без жалости и сожаления. Тина ждала от всех лишь осуждения, потому реакция матери на случившееся показалась ей неожиданной. Вечером, вернувшись домой от соседки, Дарлин застала дочь сидящей в доме — бледную, заколдованно-неподвижную, похожую на восковую куклу, только распущенные волосы ее в лучах глядящего в окна заката казались розоватыми. Тина была непривычно одета — в старое линялое платье и стоптанные башмаки. Первые слова ее были: — Мама, со мной случилось нечто ужасное! Ровным бесстрастным голосом повела она длинный рассказ, а после, не закончив, повалилась матери в ноги с мольбой о прощении. Дарлин немедленно подняла девушку, бережно обняла, прижала к сердцу, и голос ее прозвучал неожиданно резко: — Господи! Они использовали моего ребенка каждый в своих целях — мистер О'Рейли и его негодяй-сынок! — И, не дав Тине возразить, продолжила: — Не переживай, моя девочка, и не вини себя: это я виновата в том, что тебя не уберегла! Но ничего, все будет хорошо. Ты будешь снова жить здесь, со мной, и счастье еще придет к вам. Забудь об этих людях — у них черные души! Никогда не надо посвящать свою жизнь недостойным, от них нужно бежать или гнать их прочь! Я всегда любила твоего отца, он был самым лучшим, и ты еще встретишь такого, а об этом, первом, постарайся забыть. Он посмел оставить тебя, обмануть!.. Господи! Ну ничего, ничего… Даже если у тебя родится ребенок, мы вырастим и воспитаем его вдвоем — у меня еще хватит сил! Тина была согласна с матерью далеко не во всем, и все же слова Дарлин ложились на душу девушки, как прохладная роса на сгорбленную от пыли и зноя траву. Мать не осуждает ее, она поддержит и поможет! Постепенно Тина успокоилась, легла и заснула, а мать еще долго думала о нелегкой судьбе. Почему несчастье идет за несчастьем? Сначала Барри, потом потеря земли, Тереза, а теперь и Тина… В чем они, Хиггинсы, провинились перед Господом, в чем? Две недели спустя Тина решилась пройти по улицам Кленси. Пусть смотрят, если так хочется, пусть осуждают ее, все равно! На нее и правда смотрели (целый калейдоскоп взглядов и отразившихся в них чувств — от невинного удивления до неприязни!), она приветливо, как и прежде, здоровалась со знакомыми, и ей отвечали. Конечно, историю развала ее брака знали далеко не все, поэтому многие пребывали в недоумении: что это дочка Хиггинсов идет по улице бедно одетая и без сопровождения своего, как говорят, очень состоятельного супруга? Тина хотела пройти по городу с гордо поднятой головой, но не смогла: она была из тех людей, чье поведение полностью совпадает с состоянием души. На промерзшей, овеянной зимним ветром земле не растут цветы… А может, случившееся было сном? Несбывшимся, улетевшим навсегда… Может, не было Конрада, как и всего этого безумства? Девушка смотрела на вновь ставший недосягаемым особняк, величие которого было равным одиночеству, и ей казалось — она очнулась от грез или спустилась на землю с небес. И ребенка у нее тоже не будет — это Тина уже знала точно. «Бог миловал», — сказала Дарлин. Что ж, возможно, она права! Тине столько говорили о том, что Конрад не любит ее, просто посмеялся над ней, что он никогда не приедет в Кленси, что она почти поверила в это. Вот и Джулия Уилксон промолвила на прощание: «Не принесли вы счастья этому дому, мисс, но видать, такова судьба. А мистер Конрад… Он вряд ли вернется, а если вернется, то не к вам! Все виноваты в случившемся, все трое! Мистер Роберт мог бы понять, что в таком возрасте сложно взять судьбу за рога: в лучшем случае она вырвется и убежит, а в худшем — подденет и ударит о землю. А от мистера Конрада я такого не ожидала! Святое оно и остается святым, хоть в грязи, хоть в огне… Есть границы, которые нельзя переступать, что бы там ни случилось! Ну а вы — вы нам чужая, так что Бог вам судья». Задумавшись, Тина прошла мимо идущих навстречу девушек, одна из которых оглянулась ей вслед и крикнула: — Тина! Карен? Да, это была Карен с одной из сестер. Тина остановилась. — Как поживаешь, Карен? — Иди, я тебя догоню, — сказала Карен младшей сестренке, а потом повернулась к Тине. — Все так же, а… ты? — Тоже. — Девушка невесело улыбнулась. — Я больше не миссис О'Рейли. Карен смотрела на подружку так, точно та побывала в стране райских снов, что слегка раздосадовало Тину. Вот предел человеческих стремлений — жизнь в роскошном особняке! Она тоже так думала, а в результате потеряла все — любовь, возможность отыскать Терезу… В песнь ее жизни в самом начале вкралась фальшивая нота, и мелодии не получилось. И все же Тине порою казалось, что она видит дальше, чем раньше, точно с глаз спала пелена. — Но почему? — несмело спросила Карен. После того видения — Тина верхом на лошади рядом с Конрадом О'Рейли, элегантная, прекрасная, как богиня, — девушка смотрела на подругу снизу вверх. — Так получилось…— Не желая ничего объяснять, Тина глядела в землю и чертила по ней носком туфли. — Там было плохо? — задала вопрос озадаченная Карей. — Там мне не место! — подвела Тина итог всему случившемуся и добавила: — Заходи, если будет время, я снова живу у мамы. Она простилась с Карен и вдруг начала понимать, что, сама того не желая, воздвигла стену между собой и теми, кого знала с детских лет. И Карен, и другие будут, наверное, сторониться ее, потому что не поймут: человек способен понять только то, что хотя бы отчасти пережил сам. Отчуждение, вопрос, даже страх были в глазах говорившей с нею подруги — так смотрят на вернувшегося из тюрьмы или переболевшего неизвестной тяжелой болезнью. Только мать поняла ее и потому простила, но с матерью они были связаны незримой, прочной нитью родства душ — второй пуповиной, перерезать которую — значит лишить человека одной из главных жизненных опор. Труднее упасть, когда кто-то стоит за твоей спиной, и проще подняться, если сразу протянут руку! С такими мыслями она подошла к лавке. Еще одно испытание! Фей, Дорис, Салли и остальные сидели на своих местах, точно куры на насесте. Наверное, пройдет много лет, а они все будут собираться здесь — до конца жизни. |