Книга Сложенный веер, страница 157 – Сильва Плэт

— Охаде. Рад тебя видеть.

— Охаде.

Чахи меня забери, если я рад тебе, Рейн.

— Ты наконец собрался…

Он не спрашивает. Утверждает. Тем больнее. Тем сильнее хочется развернуться и врезать с размаху перчаткой с ребристыми металлическими вставками. Между глаз. Бессмысленно. Ревновать к мертвым — жалкое, глупое дело.

— Подвинься.

Рейн отодвигает Хьелля в сторону. В руке у него цветок. Рваные багровые лепестки с голубыми и желтыми прожилками, набухшими, словно больные вены, шевелятся как живые.

— Что это?

— Тебе не рассказали? Еда.

Рейн протягивает мерзкий цветок к подвеске, проводит ласкающим движением по ее мерцающим граням. Хьеллю снова хочется его ударить — на этот раз по руке. Но он понимает: нельзя. Рейн здесь как дома, а он чужак. В детстве им с Сидом и в голову не могло прийти сунуться в лабиринт Ухана дальше чем до порога.

Подвеска на миг озаряется красным, затягивается багровым дымом. Цветок хищно оплетает ее своими лепестками, но очевидно, что жертва здесь — он. Мелодичное пение хрупкого на вид кристалла сменяется жадным урчанием. На глазах у изумленного Хьелля венозные вздрагивающие лохмотья исчезают в сияющих гранях, словно втягиваясь в них. Хьеллю кажется, что он в кромешной тишине слышит чавкающий звук довольства.

— Вот. Вот. Так хорошо, — ласково шепчет Рейн, выпуская из пальцев стебель, вслед за головкой цветка скрывающийся в хрустальной подвеске. Вытирает руки о штаны, поворачивается к Хьеллю:

— Тебе не сказали, что нужно принести ему поесть?

— Кому? Или чему?

— Не знаю. Мне нравится думать об этом, как о неодушевленном. Но если не кормить, она блекнет. И начинает раскачиваться равномерно, как маятник. Король Тон этого не выносит. Он требует, чтобы все лорды следили за своими подвесками.

— Аааа…

* * *

…Они сидят спина к спине на обломке скалы у входа в лабиринт, передавая через плечо медленно убывающую бутылку эгребского и обмениваясь редкими фразами.

— Прислал бы сюда хоть пару ящиков. Не могу привыкнуть к местному вкусу.

— Ситийское тебе больше нравилось?

— Не напоминай.

Молчание. Бутылка снова переходит из рук в руки.

— Что он тут делает со своими лунами? Скачут как ненормальные по разные стороны неба. В глазах рябит, — бурчит Хьелль. Просто чтобы что-то сказать.

— А мне нравится. На Аккалабате бесило, когда они медленно вываливались на горизонт и ползли по небу, как две пятидесятилетние кобылы.

— Не ври. Ты этого не мог замечать. И думать такого не мог.

— И то верно.

Рейн переправляет бутылку обратно Хьеллю.

— Ты живешь?..

— На болотах. В Дар-Халеме обосновался Медео. Медео — мой младший.

— Я знаю.

Хьелль делает изрядный глоток и возвращает бутылку Рейну.

— Ты надолго к нам?

— К вам?

Даже через два слоя ткани и свои перья Хьелль чувствует, как Рейн напрягся. Бессмысленно. Дразнить изгнанника — жалкое, глупое дело. Хьелль извиняющейся откашливается.

— Рейн, я переспросил потому, что…

— Потому что хотел меня задеть. Брось, Хьелль, мне не шестнадцать лет. Я служу Властелину Дилайны. Тогда, когда могу быть ему чем-то полезен. В основном, роюсь в архивах. Его Величество воспылал неожиданным интересом к королеве Лулулле. Желает знать.

— Что он желает знать? — удивляется Хьелль.

— Разве он мне расскажет? Допивай.

Хьелль с сожалением дотягивает вино. Осуждающе щурится на сиреневую луну, пляшущую у самого горизонта с его стороны неба. Рейнова луна уже вскарабкалась на верхушку своей траектории и качается угрожающе, как перезрелое яблоко. Ужас! Как можно здесь жить? Как мне могло это нравиться в детстве? Или это нововведения короля Тона?

— Не понимаю, отчего он не отсылает верийцев? Теперь, когда у него все лорды с браслетами.

Рейн явно рад сменить тему.

— Джем уже просился домой. Многие планеты в Конфедерации не были в восторге от участия верийцев в возвращении Дилайны законному королю. Даже не представляю, как все утряслось.

— Разве нет прямого запрета?

Вся логика Хьелля как верховного главнокомандующего протестует.

Рейн вздыхает:

— Более того, есть прямое разрешение. Любая планета имеет право непосредственно обратиться к верийцам за военной помощью.

— Тон — это не планета.

— Элджи сказал, там мутная формулировка.

Хьелль мысленно хлопает себя по лбу. Я еще объясняю ему, что Медео — мой младший сын! Рейн же явился сюда вместе с Элджи!

— Что ты о нем думаешь?

— О твоем старшеньком? Весь в отца. Сид был бы доволен.

Хьелль спрыгивает с камня.

— Удивлен? Удивлен, — удовлетворенно констатирует Рейн. — Успокойся. Это не сам я придумал. Не претендую на глубокое проникновение в психологию Дар-Эсилей. Это просвещенное мнение короля Тона.

— Нет.

— Да. Да-да-да. Элджи вошел во вкус. Ему нравится крючкотворствовать.

— Нет, — уже менее твердо возражает Хьелль. От бешено скачущих в глазах лун болит голова. Дипломатия, будь она неладна. Почему-то Хьелля менее огорчало отсутствие у Элджи интереса к фехтованию, чем внезапно проснувшаяся тяга к «крючкотворству».

— Ты возвращаешься?

— Да, но не с тобой, — Рейн смотрит сверху вниз с веселой усмешкой. — Конь там.

Он машет рукой за переливающийся гребень лабиринта.

* * *

— Зачем ты его учишь?

— А кто будет его учить? Если мы взяли на себя ответственность за него, то мы не можем допустить, чтобы он не научился фехтовать нормально.

— Хьелль, я боюсь.

Верховный главнокомандующий Аккалабатской Империи резко складывает крылья.

За спиной неуютное шебуршение.

— Рейн?

— Хьелль, а тебе разве не страшно? Ты разве не боишься остаться один? — Рейн выбрасывает слова лихорадочно, словно боится не успеть. — Сколько осталось жизни нашим мечам и орадам? Посмотри на нас с Элджи. Я одинаково уверенно управляюсь с мечом и парализатором. Для твоего сына мечи уже просто декоративное украшение. Верийцы на орбите Дилайны. Сколько времени пройдет до тех пор, пока даже самые тугодумные наши Дар-Умбры сообразят, что чем сидеть без дела (а все, что мы умеем делать, это воевать) на бесперспективной планете в пыльном углу Вселенной, можно составить конкуренцию тем же верийцам на конфедеративном рынке военных услуг?