Онлайн книга «Лето перед закатом»
|
– Вы носите обручальное кольцо? – Да. – Вы разведены? – Нет. Кейт опасалась, что такие лаконичные ответы могут оттолкнуть девушку, но спустя минуту Морин снова спросила: – Вы жалеете, что вышли замуж? При этих словах Кейт издала нервный смешок, как бывает, когда тебе задают бестактный вопрос; а спустя мгновение неожиданно для самой себя села и расхохоталась. – Смешно, когда тебе задают такие вопросы, понимаете? Ведь я замужем почти столько лет, сколько помню себя. – Что же тут смешного? – спросила Морин. – Да у меня же дети. Четверо. И младшему девятнадцать лет. Несколько мгновений Морин сидела не шевелясь, все так же пристально глядя на Кейт. Затем поднялась, передернула плечами, как бы стряхивая с себя разочарование от откровений квартирантки, и принялась скручивать сигарету из тщательно истолченных листьев какого-то растения с едким запахом. А затем отправилась туда, откуда неслась музыка, не попрощавшись с Кейт, не пожелав ей доброй ночи. Кейт пошла спать. Когда она проснулась, был уже полдень. Она лежала в постели, глядя в окно на белую стену ограды, вдоль которой стояли горшки с цветами, и поверх нее – на деревья, на их кроны, все залитые ярким солнечным светом. В квартире царила тишина; по дороге в ванную Кейт не встретила ни души; помывшись, она прошла на кухню. Со вчерашнего вечера там никого не было. В холле зазвонил телефон. Трубку сняла Морин и, поговорив, встала в дверях кухни. На девушке была белая пляжная пижама, волосы заплетены в две косицы, перетянутые белыми ленточками. Войдя в кухню, Морин подошла к столу, отрезала себе кусок хлеба, намазала его джемом и стала есть. – А вы собираетесь снова красить волосы? – Пока не решила. У меня в распоряжении еще около полутора месяцев. – Какого цвета они были у вас в молодости? – Такого же. – Потом, увидев на правом плече прядь медного цвета, поправилась: – Нет, каштановые. – Вы, наверно, были красавицей, – сказала Морин. – Спасибо. – Если я уеду и оставлю на вас квартиру, вы присмотрите за ней? Никого лишнего не будет, никаких хождений, только вы. Кейт невольно рассмеялась – так все это было не похоже на условия и стиль ее прежней жизни. – Значит, вы не хотите? – Нет. – Кейт еле удержалась, чтобы не добавить: «Но если нужно, то я, конечно, останусь». Вместо этого она сказала: – Не так уж часто мне удается быть абсолютно свободной, никуда не спешить, ни о ком не хлопотать. И я не знаю, когда еще подвернется такой счастливый случай. – А давно это? – Что – давно? – Давно вы вырвались на свободу? – Впервые в жизни. Морин бросила на нее взгляд, который показался Кейт недружелюбным; но потом Кейт поняла, что в нем сквозил страх, а не враждебность. Морин поднялась из-за стола, закурила сигарету – обычную на этот раз – и стала расхаживать своими пружинистыми шагами по кухне, вырисовывая на полу невидимые узоры танца. – И никогда раньше? – Никогда. – Вы молоденькой вышли замуж? – Да. Снова долгий, глубокий вздох – страха или предчувствия? – девушка прекратила выделывать па, словно птица на песке, и снова с пристрастием стала допытываться: – Но ведь вы жалеете об этом? Да? Жалеете? – Ну, что тебе сказать? Неужели ты сама не видишь, что я не знаю? – Не вижу. Почему не знаете? – Ты что, собираешься замуж? – Не исключено. И она снова пустилась плести по полу свой узор-танец, словно девочка, которой слишком много в жизни запрещали, а теперь она отводит душу в танце, переступая через преграды, барьеры, линии на полу, видимые только ей одной. В другом конце комнаты на полу лежал яркий квадрат солнечного света. Морин стала шагать вокруг него на носках – как солдат: раз-два, раз-два. – Если я уеду, то в Турцию, к Джерри. – Чтобы выйти за него замуж? – Нет. Он не хочет на мне жениться. Это Филип хочет. – И ты собираешься бежать к Джерри, потому что боишься выходить за Филипа? Морин рассмеялась, продолжая быстрым шагом маршировать вокруг солнечного квадрата. – Выходит, я не имею права отказываться стеречь квартиру, а то, чего доброго, ты по моей вине действительно выскочишь за Филипа. Морин снова рассмеялась и внезапно присела к столу. – У вас дочери есть? – Одна. – Замужем? – Нет. – А она хочет выйти замуж? – Когда хочет, когда нет. – А вы чего бы для нее хотели? – Ну, как же ты не понимаешь, что у меня нет ответа на этот вопрос! – Нет! – крикнула Морин. – Нет, нет, нет, нет. Я действительно не понимаю. Почему нет ответа? И она выскочила из кухни с разлетевшимися в разные стороны косичками. Весь день миссис Браун бродила по парку. До нее не сразу дошло, что она снова превратилась в миссис Браун, она сообразила это лишь тогда, когда стала ловить на себе заинтересованные взгляды – и все оттого, что на ней было надето платье по фигуре; оттого, что оно уложила и взбила волосы в красивую прическу, которая шла к ее «пикантному» лицу; оттого, что она, как говорится, «стала приходить в себя» морально, а осанка и лицо тоже пришли в соответствие со всем остальным? Когда она присела на скамейку отдохнуть, к ней пристроился какой-то мужчина и предложил вместе поужинать. Домой она возвращалась в летних сумерках, окрыленная взглядами, которые бросали на нее встречные мужчины. Гусенок, едва вылупившийся из яйца, слепо следует за предметом или звуком, которые он увидел или услышал в определенный, решающий момент своей птичьей жизни и которые отныне воспринимает как «мать». Тяга мужчин стимулируется сигналами не более сложными, нежели те, которым следует гусенок; а она, Кейт, только и делала всю свою сознательную жизнь – сознательную в вопросах секса, скажем, лет с двенадцати, – что приспосабливалась к этим сигналам… Утром Морин нигде не было видно, – может, она уехала в Турцию? – и Кейт весь день проходила в ее темно-зеленом платье и весь день была миссис Майкл Браун, ибо вместе с маской, с загадочностью к ней вернулась и привычная манера держаться. На следующий день Кейт в бакалейном магазине обратила внимание на стоявшую у кассы впереди нее молодую женщину с выкрашенными – весьма неровно – в ярко-медный цвет волосами, в туфлях на очень высоких каблуках и в узкой, обтягивающей юбке. Она стояла перед продавцом, неестественно выпрямившись, широко улыбаясь, и без умолку болтала, всячески стараясь привлечь внимание к собственной персоне; но продавец лишь изредка бросал: «Да?», «Неужели?», «Подумать только!» |