Книга Королева ночи, страница 62 – Эванджелина Коллинз

Джеймс поморщился.

— Почему непредсказуемое? Пока тебе не надоест это место, мы будем здесь, а потом продадим его и переедем в другое. — Его сдержанный вздох наполнил комнату. — Амелия никогда не узнает.

— Не узнает, потому что ты будешь прятать меня в деревне?

Она не может пойти на это. Отказ однозначен. И дело не в том, будет ли это маленький городской домик на границе Мейфэра или загородное поместье. Несколько лет назад Роуз дала себе слово не соглашаться на подобные отношения с мужчиной. Нет, она полностью доверяла Джеймсу, он никогда не обидел бы ее физически. Этот мужчина не способен на такие действия в отношении женщины. Но быть с ним и при этом постоянно прятаться, довольствуясь лишь короткими встречами с любимым… Это постепенно убьет ее.

Взгляд Джеймса смягчился, растущее недовольство заменило сочувствие. Он сократил расстояние между ними и, подойдя, остановился перед ней.

— Роуз, дело не в тебе. Я не стыжусь тебя. Просто это все, что я могу предложить. Единственное решение. По крайней мере сейчас. Если Ребекка удачно выйдет замуж, тогда я смогу требовать раздела. Но до этого… — Он вздохнул. — Я хочу быть с тобой, Роуз. А ты хочешь быть со мной?

«Да!» — кричало ее сердце. Но что-то удерживало ее произнести это вслух. Джеймс был так близко, что она чувствовала каждое дыхание, его чистый, свежий аромат.

— Я был так счастлив с тобой в эту неделю, как никогда в жизни. Мы счастливы вместе. Не пытайся отрицать это.

— Я и не пытаюсь, — прошептала она.

— Я не хочу, чтобы это закончилось, Роуз.

Джеймс потянулся к ней с желанием взять ее руку.

Но прежде чем его пальцы коснулись ее, Роуз сказала:

— У тебя есть жена, Джеймс.

Единственное препятствие, которое он не мог преодолеть.

Она тихо продолжала, накрыв своей рукой его:

— И даже если вы разъедетесь, это ничего не изменит. Ты будешь всегда принадлежать другой.

«И никогда не сможешь принадлежать мне».

Сжав губы, Джеймс повернулся и поднял с пола свои брюки.

— Она не хочет меня, — проговорил он, натягивая брюки, — и никогда не захочет. Меня навязали ей, как и ее мне.

— И все же ты ее муж. Ты принадлежишь Амелии.

— Но она не хочет меня! — Быстрое движение руки, и брюки застегнуты. — Долгие годы я не сплю со своей женой… и не буду спать.

— Ты не хочешь детей?

— Хочу… с тобой.

Роуз хотела заткнуть уши руками, хотела никогда не слышать этих слов от него. Как он может быть таким жестоким?

— Но они будут бастардами.

— Ах, Роуз. — Джеймс провел рукой по волосам, еще больше взъерошив короткие пряди. — Это ничего не значит для меня. Я любил бы каждого нашего ребенка.

— Я верю, Джеймс. — И она верила. Джеймс был бы прекрасным отцом. Стремился, чтобы сын перенял все лучшее от отца, а дочь бы просто обожал. — Но любовь не освободит их от клейма бастардов. Ты намерен дать своему ребенку такое будущее?

Джеймс что-то неразборчиво проворчал, так резко, что она отступила на шаг. Закрыв глаза, он приложил пальцы к вискам в попытке взять себя в руки.

— Хорошо, Бог с ним, с ребенком, тебя я все равно собираюсь обеспечивать.

Джеймс посмотрел на нее выжидательным взглядом, как будто бы эта уступка могла победить ее сомнения.

— Джеймс, это не… — Он, видимо, не понимал. — Ты все еще принадлежишь ей, и она не отдаст тебя. И ты все равно не будешь моим. Я никогда не уведу мужа у другой женщины. Я оставила своего первого покровителя, узнав, что он женат. Я подозревала, что ты женат, после нашего первого вечера и знаю, что не должна была…

— Не говори так! — Слова были сказаны так резко, что они оба застыли. — Не надо жалеть!

— Никогда. Я никогда не променяю нашу близость ни на что другое.

Сжав губы, Джеймс смотрел на нее несколько секунд.

— Ты понимаешь мою ситуацию?

— Да.

— И все же отказываешь мне?

— Да, — прошептала Роуз, отвернувшись к окну, не в состоянии смотреть на него, боясь, что решимость изменит ей.

— У тебя еще проблемы с братом. И ты должна как-то поддерживать имение. Я так полагаю, что ты намерена вернуться в дом на Керзон-стрит?

Обхватив себя за плечи, Роуз кивнула. И тут мысль о том, как другой мужчина прикасается к ней… толстый и злой… Стоило ей представить это, и гримаса отвращения пробежала по ее лицу. Она хотела убрать отвращение со своего лица, понимая, что Джеймс воспользуется ее же оружием.

— Я предлагаю тебе деньги, собственный дом, охрану, и ты отказываешься? — Непонимание и боль слышались в его голосе. — Ты предпочитаешь продолжить работу в заведении, нежели принять мое покровительство? Я думал, ты любишь меня.

Роуз продолжала смотреть на деревья за окном, когда ее руки начали дрожать.

— Я люблю, Джеймс. Всем сердцем.

— Но приговариваешь меня… к ней… — Джеймс выговорил эти слова, как если бы чувствовал плохой вкус во рту, — на всю оставшуюся жизнь?

Роуз не могла ответить. Не могла даже кивнуть. Не могла осознать тяжелую, неприятную правду его слов.

«Она ненавидит меня. Один мой вид вызывает у нее раздражение…»

Ее решительность колебалась, приближаясь к рискованной грани.

Его дыхание ускорилось, частые вздохи, легкая дрожь сопровождала каждый выдох.

— Я люблю тебя!

Вздрогнув от его слов, Роуз резко повернулась к нему. Его грудь тяжело поднималась, бицепсы напряглись, руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки. И затем прямо у нее на глазах его гнев, его недовольство и страх покинули его, оставляя одну боль. Его руки безвольно повисли. Дыхание стало глубоким, словно Джеймс был на грани истощения. Он медленно, слабо кивнул.

— Я люблю тебя, Роуз, — хрипло повторил он.

Она прикусила нижнюю губу так сильно, что ощутила кровь. Ее душа кричала, молила, разрывалась от желания броситься к нему, обнять его…

Пообещать что угодно, лишь бы как-то уменьшить его боль. Но она не сделала ни одного движения.

Призрачная счастливая жизнь, которую он вообразил в своих мечтах, не имела никакого отношения к действительности, как бы он ни хотел этого.

Джеймс выпрямился, бледная маска скрыла его черты.

— Я позову миссис Уэбб и попрошу собрать твои вещи. Нам следует поторопиться. Если мы станем часто менять лошадей, то прибудем в Лондон уже вечером:

— Ты сказал «мы»? Ты проводишь меня до Лондона?

Другой мужчина предоставил бы ей самой решать эту проблему, выставил бы за дверь, в чем мать родила, и постарался бы поскорее забыть о ее существовании. Но только не Джеймс.