Книга Новый порядок, страница 75 – Виктор Косенков

Звонарев отдал в кассе свой жетон. Подождал, пока кассирша разберется с тем огромным количеством блюд, которое он накидал себе на поднос, и осторожно двинулся к свободному столику. Сергей со стаканом апельсинового сока смотрелся рядом с коллегой бледно.

— И тут, понимаешь, она нам чай подносит. Вот, мол, чай, хороший… — Платон жадно впился зубами в черный хлеб. Он жевал с таким видимым удовольствием, что у леголодного Сергея тоже засосало под ложечкой. — А я смотрю, из-под крышечки пакетики торчат. Какой же, думаю, это чай? Ну, в общем, не важно. И печенье это… Из песочного теста, «валери», кажется, называется. Я его ненавижу теперь! Весь вечер то чай «хороший из пакетиков», то печенье, то чай, то печенье… Убил бы!!!

— Она вообще что-нибудь говорила или только чаем вас накачивала? — поинтересовался Иванов.

— Говорила. И довольно много. Самое забавное, что аналитик наш конкретно на нее запал. Я уж не знаю, чем она его так завлекла. Ну, ножки там длинные, понятно. Но ведь готовить не умеет ничего, кроме этих…

— Печений, — закончил за него Сергей. — Это я уже понял. Дальше.

— Дальше картина интересная. Про смерть девчонки она знает. Говорит, что была свидетельницей одного разговора. Между кем и кем, при мне не сказала. Но утверждает, что это имеет прямое отношение к делу. И что затронуты самые высокие ее руководители. Ну и, конечно, боится сильно. Я ее заверил, что мы со своей стороны сделаем все возможное и невозможное. Но, боюсь, она мне не поверила. По поводу съемок подтвердила, что проходили они в павильоне. Свидетелей мало. Специфика. Только Сорокин и его помощник, который сразу куда-то пропал.

— Ну, он нам уже и не нужен, — сказал Сергей. — Да и вообще, пусть им милиция занимается. По нашему делу что? А то с убийством мы в уголовку скатываемся. А профиль наш совсем другой.

— Тут, понимаешь, все хитрее, — Платон поглощал солянку с невероятной скоростью, успевая при этом еще и вести разговор. — Убийство в нашем случае — это один из немногих рычагов, с помощью которых можно давить на этих гадов. Они не верят в то, что мы можем их засадить за попытку скомпрометировать государственный строй.

— Ну, пока и не можем. Доказательств нет.

— Так вот с помощью уголовки эти доказательства можно добыть. Никто в тюрьму не хочет. И девочка эта, и ее начальники. Вот. К чему это я? — Платон отодвинул опустевшую тарелку с супом и взялся за отбивную. — Да! По поводу денег она ничего не знает. Ими Сорокин точно не занимался, но это и без нее было ясно. Говорит, что были и другие материалы. Много. Все они ушли наверх. К директору канала.

— Это все?

— То, что при мне было, все. Я как понял, кто тут третий лишний, сразу домой,

— Куда?

— В управление то есть, — махнул рукой Звонарев. — А то этот постоянный чай и чертово это печенье… Умереть можно. А Артемка там остался. Думаю, будет позже.

— Любопытно, — задумчиво сказал Сергей.

— Что именно?

— Ты сказал — домой.

— Оговорился. — Платон снова махнул рукой. Он стремительно приканчивал отбивную.

— Ты не находишь, что мы очень странные люди? — спросил Иванов.

— В смысле?

— Странные. Я, ты, Артем наш. Или вон ребята из группы Яловегина. Они разрабатывают МВД. Трясут все дерево так, что чины как яблоки валятся. Мы не получаем зарплату.

— А на кой она мне? — удивился Звонарев. — У меня все есть.

— Я не про это. Просто все нормальные люди так не живут. Они заботятся совсем о другом. О деньгах, например, об отдыхе на Канарах или, на худой конец, в Сочи. А мы разгребаем дерьмо. И думаем только об этом. Была система, налаженная, смазанная. И вот пришли мы. Наш дом — это Управление. У Степаненко ребята спят на работе. Прямо в кабинете. Работы море. Из командировки приедут усталые как собаки. По регионам мотаются. Ради чего? Ради Идеи… Странно это все.

— Конечно странно. — Платон отложил вилку. — Но, Серега, ты же сам знаешь. Мы существуем для того, чтобы другие могли думать о деньгах и о Сочах с Канарами. Не дело, чтобы менты вымогали деньги с нарушителей. Не дело, чтобы чиновник отказывался выполнять свои обязанности без взятки. Я могу сколько угодно ненавидеть рынок, но если он есть, значит, он нужен большинству. И вся эта гниль, проказа эта, ржавчина мешают, делают этот рынок еще хуже, грязнее, ублюдочнее. И кто-то должен все это дерьмо вычищать. Иначе шестеренки крутиться не будут. Так что пусть я странный. Пусть псих ненормальный. Пусть у меня экономический кретинизм, как кто-то сказал. Но именно я делаю возможным существование этого гребаного рынка. И ты. И ребята наши.

Звонарев стукнул по столу кулаком. Несильно, но внушительно.

— Ты чего вообще?

— Не знаю. — Сергей пожал плечами. — Весь день просидел тут. С делами разбирался. Материалы смотрел, тошно стало, если честно.

— Отдохнул бы тогда.

— Некогда, — поморщился Иванов. — Предчувствие у меня.

— Какое? — Платон выпучил глаза.

— Дурное, — ответил Сергей и улыбнулся. — Не поверишь, дурное предчувствие. Иначе и не скажешь. Как собака, все понимаю, но сказать не могу. Мне Лукин новые данные скинул.

— Что такое? Опять видео?

— Опять. Но не по прокурору, а по Сорокину. У него, оказывается, масса такого материала была.

— Опять с бабами? — удивился Звонарев.

— Нет. Опять с чиновниками. Помощник казначея в Минфине. Генералы какие-то. Начальник канцелярии. Пенсионный фонд. Если с этим всем разбираться, времени уйдет масса. Понимаешь? А мне кажется, что времени у нас нет. Совсем. Все это дерьмо сейчас с телевизоров выливается. Остановить нельзя. Сам понимаешь… А расследовать, правда-ложь… Времени у нас нет.

— Почему?

— Потому что предчувствие, — дернул щекой Сергей. — Плохое, плохое. Сорокин не боится соврать. Ну, получит по шапке за клевету, судебный иск. Ну, штраф наложат. Судя по тому, как было провернуто с прокурором, кто-то денег отвалит… Так что режиссеру не страшно. Он даже не подозревает, что его просто сливают в отстойник. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

Артем вернулся только под утро. С задумчивым выражением лица и картонной коробкой под мышкой,

— Вот и он! — обрадовался Платон. — Герой дня. Тебе орден дадут…

— За что это? — удивился аналитик, не поняв шутливого тона.

— Как за что? — начал было Платон, но, увидев бешеную мимику Иванова, стушевался и промямлил: — За стойкую работу. Проголодался, наверное…

— Почему? — Артем поставил картонку на стол. — Мы чай пили. И печенье. Вот, кстати…

Он открыл коробку:

— Аня передала вам печенье. То самое, которое ты так хвалил. Песочное…

Звонарев судорожно сглотнул. Сергей предупреждающе покашлял.