Книга Русский клан, страница 10 – Виктор Косенков

— Веселенькое дело, — пробормотал Лев. — Растяжки в метро…

— А чего ты хочешь? — так же вполголоса ответил ему Вахтанг. — Озверели все.

— На следующей станции привал, потом еще один переход, более сложный.

Верещагин тем временем раздавал каждой паре по фонарику.

— Двинулись!

«Пока он идет впереди, — подумал Морозов, — бояться нечего». У него крепла уверенность в том, что с этим заданием не все чисто, а майор все больше и больше походил на того самого казачка, который засланный.

Они шли по темноте коридора. Под ногами постукивали шпалы, в воздухе пахло сыростью, вдоль стен змеились бесконечные кабели, иногда встречались пустые, мертвые плафоны неработающего освещения.

— Жуткое место, — тихо пожаловался идущий рядом Свердлов. — Все время кажется, что сейчас сзади поезд загудит. Представляешь?

— Нет, — соврал Морозов. Он постоянно сдерживал желание обернуться. Казалось, сзади если не поезд, то что-то все-таки есть. — Но если загудит, то плюхайся мордой в канаву и лежи там.

— А ты?

— А я чуть дальше прыгну…

Они миновали железную дверь в стене.

— Что это?

— Если б я знал. Служебные помещения, вероятно. Ты себе представляешь, какой вокруг нас муравейник? Туннели официальные, служебные, старые всякие, что при царе Горохе рыли. Река еще. Сам черт не разберется. Еще канализация и коммуникации.

— А я слышал про всяких там диггеров и прочие команды.

— Это те, что по подземельям ползают?

— Ага.

— Ну, может быть, они разбираются. Хотя, сомневаюсь я. Без карт…

Сзади что-то плюхнулось. В лужу, которую они прошли пару минут назад. Как раз сразу после служебной металлической двери в стене.

— Стоять! — скомандовал Морозов. — Сзади шум.

Ребята прижались к стенам, прицелились в темноту. Несколько фонариков щупали пространство лучами.

— Что еще? — раздался недовольный голос Верещагина.

— Шум сзади.

Майор в рост прошел между залегшими ополченцами. В его спину уперлось несколько кругов света. Кто-то попытался встать.

— Лежать! — рявкнул Морозов.

Верещагин скрылся за плавным поворотом.

«А я и не заметил, что дорога поворачивает, — подумал Юра. — В темноте перспектива теряется напрочь».

Некоторое время было тихо. Потом из темноты вынырнул майор, заслоняясь рукой от света.

— Если вы от каждой крысы будете шарахаться, мы и к завтрашнему дню не дойдем, — зло буркнул он, проходя мимо Морозова. — А тут крыс много.

Он снова вышел в голову отряда, махнул рукой.

— Вперед.

— А я ни одной не видел, — неожиданно заявил Свердлов.

— Ты про что? — не понял Юра. Он постоянно прислушивался к происходящему за спиной, чудилось что-то, казалось.

— Про крыс. Пока шли, ни одной не увидел. А говорят, что в метро они размером с собаку.

— Бред, — решительно ответил Морозов. — С чего бы это им быть с собаку?

— Ну, мутации. Радиация.

— Это же не урановые шахты, какая радиация.

— Ну, может быть, химия… — Голос Лени звучал все неувереннее.

— Тогда на улице собаки вообще размером со слона должны быть. Представляешь, сколько всякой дряни из автомобилей на почву идет? Дожди всякие кислотные…

— Собаки, они как крысы не плодятся.

— Не плодятся, но до каких-нибудь мушек-дрозофил и крысам далеко. А ничего особенного я не заметил. Так что бред, выкинь из головы.

— Но видели же!

— Вот когда ты сам увидишь, тогда будешь рассуждать. И то, сначала проверь, не показалось ли.

— Может, отъелись? — выдал свой последний козырь Свердлов.

— На чем? Это что, овощная база?

— Ну да… правильно. — Леня замолчал, а Морозову снова послышалось что-то сзади — то ли писк, то ли характерный шум рации.

«Черт. Пусть только что-нибудь еще раз плюхнет, всех уложу мордами в шпалы, а сам пойду с майором, на крыс гляну. А то, может быть, верно, они там размером с собаку. Или больше».

Но в этот момент Верещагин впереди подал команду остановиться.

— Фонари погасить. Двое вперед. Доложить обстановку на станции.

Лесницкий и Борисов перебежками ушли в темноту. Эти двое первыми освоились под землей, двигались легко, быстро.

Тянулись минуты ожидания.

— А может, из канализации забегают? — осторожно поинтересовался Свердлов.

— Кто?

— Крысы…

Юра наградил его таким взглядом, что молодой замолк.

«Мандражит слишком, — подумал Морозов. — Потому и языком треплет. Присмотреть бы за ним. Если заварушка начнется».

Из темноты вынырнул Лесницкий.

— На платформе человек.

— Один? — спросил Верещагин.

— Один.

— Одет как?

— Ни черта не разглядеть, товарищ майор. Кажется, в гражданское. Типа плащ, что ли. И чемодан при нем.

— Еще кто-нибудь есть?

— Не заметили.

— Вот именно, — процедил майор. — Не заметили. Должно быть сопровождение. Вернись, перепроверь.

Лесницкий снова нырнул в темноту коридора, как в черную воду.

— Как думаешь, он, — прошептал Свердлов, кивнув в сторону майора, — нас отсюда вытащит?

Юра сморщился:

— Сами выйдем, не дергайся. Не в этом дело.

— А в чем?

— Если б я знал. Как зверюга, чувствую. Вроде бы… затевается что-то. Варится. Вот-вот через край ливанет. А понять, что к чему, не могу.

— Почему?

— Информации нет. А обрабатывать то, что через газеты просачивается, или слухи не умею. Впрочем, что газеты, что слухи, сейчас один черт. Все одинаково. Было.

— Как считаешь, будет еще как раньше?

Леня Свердлов был из семьи, принимающей любые нововведения в штыки. Наслушавшись за годы перестройки о том, «как было раньше», до тошноты, Леня стремился выяснить теперь для себя, чего же он лично от жизни хочет. И когда генералы все-таки решили навести порядок, так, как они сами его понимали, Свердлов радостно принял участие в гражданских беспорядках, ненавидя перестроечный бардак уже за то, что всю свою юность был вынужден слушать о том старом времени, которое никогда не вернется и где было так хорошо. Однако теперь, когда вокруг были только черные стены, состоящие из темноты и камня, единственное, за что могло уцепиться его с трудом удерживающее равновесие сознание, было понятие «так, как раньше». Мифическая Золотая Эпоха, где икра, осетрина и водка по рублю. Свердлову хотелось знать, что, если он ляжет на этих потеющих влагой рельсах, его родители или чьи-нибудь другие родители увидят возвращение Того Времени. Никому не хочется умирать зря.