Книга Странники Гора, страница 77 – Джон Норман

Я очень удивился, когда у ворот дворца Фаниуса Турмуса стоящие на посту тачакские воины, приветствуя нас, трижды ударили копьями о кожаные щиты. Одним ударом копья о щит тачаки салютуют командиру тачакской десятки, двумя – командиру сотни, тремя – тысячи.

– Проходите, командиры! – приветствовал нас часовой.

Когда мы вошли, я, естественно, обратился к Гарольду с вопросом о том, что означает это отданное охранниками приветствие.

– Это означает, – важно ответил он, – что ты обладаешь рангом командира тачакской тысячи.

– С каких это пор?

– Это распоряжение Камчака, – пояснил Гарольд. – Я предложил пожаловать тебе его ввиду твоих мужественных, хотя и несколько неуклюжих, действий там, у ворот.

– Спасибо.

– Я, конечно, рекомендовал ему предоставить такой же ранг и мне тоже, – добавил он, – поскольку я тоже некоторым образом причастен к этому делу.

– Естественно, – согласился я.

– Впрочем, я не вижу у тебя под рукой тысячи, чтобы командовать…

– Тем не менее сам по себе ранг тысячного означает очень высокую власть?

– Это верно.

Ранг тысячного в тачакской армии действительно очень высок и в иерархии тачаков уступает только убару.

– Почему же ты мне об этом сразу не сказал? – спросил я.

– Это не показалось мне важным, – заметил молодой тачак.

Я сжал кулаки, прикидывая, с какой стороны лучше заехать этому самодовольному нахалу по носу.

– Хотя коробанцы, вероятно, придают большее значение подобным мелочам, чем тачаки, – заметил Гарольд.

Нет, разбитым носом этого не переделаешь. Нечего и пытаться, решил я.

Мы подошли к образованному двумя наружными стенами углу, который был завален кубками и шкатулками с драгоценными камнями и всевозможными украшениями. На огромных серебряных и золотых блюдах валялись бусы, серьги, браслеты и колье.

Здесь же в несколько рядов стояли громадные сундуки, доверху набитые серебряными монетами; денег, кстати сказать, оказалось особенно много, поскольку дворец. убара являлся одновременно и монетным двором Тарии. Чуть дальше находились горы свернутых рулонами тканей, в основном тончайшего шелка и искусно выделанных шкур, ковры и гобелены, за которыми следовал целый склад сложенного у стены оружия.

– Ты как командир тоже можешь выбрать себе, что захочешь, – предложил Гарольд.

Я молча кивнул и отказался.

Мы вошли в следующий двор, отделенный от дворца невысокой внутренней стеной.

Здесь длинной чередой стояли тарианские женщины, обнаженные, коленопреклоненные, соединенные одна с другой либо короткими цепями, либо кожаными ремнями. Руки каждой из них были связаны по-разному: у некоторых впереди, у других за спиной. Это их крики я слышал по другую сторону стены. Многие из них и сейчас ещё рыдали или испускали истеричные вопли, но большинство женщин словно оцепенели от потрясения и неподвижно стояли, устремив невидящий взгляд в землю. Между ними прохаживались два тачакских воина с плетьми в руках. Когда кто-то из женщин начинал стенать особенно громко и заражать истерикой остальных, они со свистом рассекали бичами воздух, звонко протягивая удар по земле, но в иных случаях могли пройтись ими и по спинам непокорных.

– Ты – командир тачакской тысячи, – сказал Гарольд. – Если какая-нибудь из девушек тебе нравится, сообщи об этом охраннику и пусть он пометит её для тебя.

– Нет, – покачал я головой. – Пойдем скорее к Камчаку.

Тут наше внимание привлек какой-то шум у ворот, и два тачака – один из них смеялся, зажимая ладонью окровавленное плечо, – втолкнули во внутренний двор яростно сопротивляющуюся, одетую, как свободная, но без вуали, девушку.

Это оказалась Дина.

Тачак с пострадавшим плечом со смехом поставил её перед нами на колени.

– Посмотри, какая красавица, командир! – воскликнул он. – А дерется как! Настоящий боец!

Дина, подняв голову, с трудом переводя дыхание, удивленно посмотрела на меня.

– Не присоединяйте её к остальным, – приказал я. – Оставьте на ней одежду и развяжите руки. Позвольте ей закрыть лицо вуалью, если она того пожелает. С ней следует обращаться со всем уважением, как со свободной женщиной. А сейчас отведите её домой и, пока мы остаемся в городе, охраняйте её. Вы отвечаете за неё головой!

Оба воина выглядели крайне удивленными, но тачакская дисциплина была строгой.

– Да, командир! – в один голос воскликнули воины, отпуская девушку. – Мы отвечаем головой за её безопасность!

– С тобой все будет в порядке, – пообещал я Дине.

– А мой город? – спросила девушка. – Он весь горит!

– Мне очень жаль, – прервал я бесполезный разговор и, круто развернувшись, вошел в здание дворца Фаниуса Турмуса.

Я был уверен, что на время пребывания тачаков в городе ни одна женщина не будет в большей безопасности, чем Дина.

Перепрыгивая сразу через две ступеньки, мы с Гарольдом быстро миновали мраморную лестницу и оказались перед входом во внутренние залы дворца.

Здесь же у двери стояла привязанная каийла. В сопровождении двух тачаков мы быстро отыскали тронный зал Фаниуса Турмуса, где, к моему удивлению, уже вовсю кипел пир. Во главе столов на троне убара в малиновой мантии, накинутой поверх кожаного тачакского одеяния, восседал Камчак; оружие его – щит и копье – стояли тут же, справа, прислоненные к трону. Рядом за составленными столами, принесенными сюда из многочисленных комнат дворца, расположились тачакские офицеры, среди которых я заметил и нескольких воинов, не имеющих офицерского чина. Между ними были освобожденные от рабских ошейников тачакские женщины, красующиеся в одеяниях свободных. Все смеялись и радовались победе, подливая друг другу вина. Один Камчак сидел в мрачной сосредоточенности. По левую руку от него на почетных местах за длинным, низким столом, уставленным яствами и напитками, расположились несколько высокопоставленных граждан Тарии, явившихся на банкет в своих лучших одеждах, с волосами, пропитанными ароматическими маслами. Я заметил здесь и Камраса, чемпиона Тарии, и грузного человека с тяжелым взглядом, который мог быть только самим Фаниусом Турмусом. За спиной у каждого из них стоял тачакский страж с кайвой в руке. По знаку Камчака в случае каких-либо, даже случайных, оскорблений со стороны тариан горло им будет немедленно перерезано.

Камчак повернулся к гостям.

– Ешьте, – миролюбиво предложил он.

За столами прислуживали обнаженные тарианские девушки из знатнейших семей города.

Тарианские музыканты, подчиняясь сложившимся обстоятельствам, изо всех сил старались угодить новым хозяевам.

– Ешьте! – распорядился Камчак.