Книга Рабыня Гора, страница 36 – Джон Норман

— Нахалка! — все ворчала другая.

— Можешь причесывать всякое купеческое отродье, если тебе нравится, — отрезала первая, — а я буду голой танцевать перед мужчинами.

— Рабыня! — Возмущению девицы не было предела.

— Да, рабыня! — гневно и гордо провозгласила первая.

Послышался скрип повозки — ее вывозили из лагеря. Наверно, доверху нагружена богатым приданым леди Сабины из Крепости Сафроникус. Где сама благородная дама, я понятия не имела, но скорее всего — в надежном месте, может быть, с кляпом во рту и с завязанными глазами стоит где-нибудь, привязанная к дереву. Интересно, ей позволили остаться одетой?

— Ноги у тебя красивые? — спросил конвоир вторую девушку в цепочке.

— Да, хозяин, — с улыбкой ответила она.

— Знаешь, что полагается, если врешь свободному мужчине?

— Сам посмотри, хозяин, — смело предложила та, по-прежнему улыбаясь. — Вот увидишь, бить меня не придется.

Стоявшая последней негодующе вскрикнула.

Вынув нож, мужчина отхватил подол ее струящегося белоснежного платья, и теперь оно, соблазнительно короткое, словно дразня, едва прикрывало ноги.

— Бить тебя не придется, — признал он.

— Спасибо, хозяин, — отвечала девушка.

Последняя в цепочке, возмущенно фыркнув, вскинула голову.

— А у тебя красивые ноги? — обратился мужчина ко второй девушке.

— Не знаю, хозяин, — прошептала та, — я всего лишь служанка женщины.

— Посмотрим, — объявил мужчина, и ее строгое одеяние в мгновение ока превратилось, как и у первой, в коротенький балахончик рабыни.

— Можно говорить? — подала она голос.

— Говори, — разрешил мужчина.

— А у меня… красивые ноги? — выдавила она.

— Да, — ответил он.

— Девушка довольна, — проговорила она, выпрямившись, как и остальные.

— Бесстыжие вы все! — напустилась на них та, что стояла последней.

— А ты? — полюбопытствовал мужчина.

— Я — рабыня женщины, — гордо объявила она. — Я выше этого. — На конвоира она и не глядела. — У меня есть чувство собственного достоинства!

— Рабыне чувство собственного достоинства не полагается, — отчеканил он. — Ну-ка, посмотрим на твои ножки. — Взмах ножа — и от ее платья остались лишь коротенькие пикантные лохмотья. Теперь, хоть она и служанка благородной дамы, ее ноги открыты на всеобщее обозрение.

— Замечательные ножки, — причмокнул он.

Она вздрогнула, но мне показалось, что такая оценка не так уж для нее неприятна. Каждой женщине хочется нравиться мужчинам.

— Я… хочу быть рабыней женщины. — В ее голосе, показалось мне, зазвучали нерешительные нотки.

— Ты так боишься мужчин? — спросил он.

Она не ответила.

— То, чего хочешь ты, не имеет значения. — Он в упор взглянул на нее. — Так?

— Так, хозяин.

Он провел ладонью по ее шее, по подбородку.

— Тебе никогда не хотелось, чтобы к тебе прикоснулся мужчина?

— Иди ко мне! — звала первая. — Я буду тебя любить, как никто никогда в жизни не любил!

— Он ко мне притронулся! — завопила последняя.

— Вот распутница! — расхохоталась первая.

Мужчина подошел к первой девушке и стиснул ее в объятиях. Вскрикнув от наслаждения, она прижалась к нему всем телом, тая от желания, готовая отдаться. Он жадно поцеловал ее — вот-вот, позабыв обо всем, они рухнут на пол и предадутся неистовым ласкам.

— Я тоже могу целовать! — закричала последняя. — Хозяин! Прошу тебя, хозяин!

— Нет! — стонала первая. — Она — ничто. Не уходи. Я такая горячая! Вот увидишь — до сих пор ты и не знал настоящих ласк рабыни!

Из лагеря — судя по звукам — вывозили вторую повозку. Наверно, с провиантом — подумала я тогда. Но, как потом оказалось, драгоценное приданое разложили по двум повозкам, выбросив из одной провизию — чтобы была полегче и двигалась быстрее.

В шатер вошел мой хозяин.

— Потом с ней побалуешься, — бросил он воину, держащему в объятиях закованную в цепи рабыню. Тот неохотно оттолкнул стонущую девушку.

— Слушаюсь, предводитель, — с ухмылкой гаркнул он.

— Когда нас начнут насиловать, когда придет время ублажать мужчин, — молила первая, та, которую он только что обнимал, — возьми меня первой, позволь служить тебе.

— Уж не забуду, шлюшка моя, — обещал мужчина.

— Спасибо, хозяин, — прошептала девушка.

— И Донну не забудь, — заговорила вторая.

— И Чанду, — добавила третья.

— И Марлу, — послышался голос четвертой.

— Но сначала — Лена, — отчеканила первая.

Мужчина взглянул на четвертую в ряду девушку. Под его взглядом она выпрямилась. Левое запястье плотно охвачено железным кольцом, она на цепи, прикована вместе с остальными.

— И Марлу? — спросил он.

— И Марлу, — ответила она.

— Разве ты не рабыня женщины?

— Оставь мне местечко у твоих, ног, хозяин. Я рабыня мужчины.

Мой хозяин обошел скованных цепью девушек.

— Четверо красоток, — проговорил он, — неплохой улов. Позабавимся вволю, а потом продадим за хорошую цену.

Как естественно прозвучали для меня эти слова! И как ужаснули во мне земную женщину! Почему здешние мужчины и не думают хоть как-то завуалировать свое превосходство? Почему не притворяются, что его и в помине нет? Почему не прячут его? Почему не желают отречься от права первенства, с рождения дарованного им природой? Почему не стараются превратиться в слабые, жалкие создания, не терзают, не обделяют самих себя, как мужчины Земли, что кичатся своими подавленными, угнетенными инстинктами? Недостает смелости быть ведомыми? Не хватает силы быть слабыми?

— На цепь ее, — взглянув на меня, приказал мой хозяин.

Я окаменела. Эта цепь — не для меня! Я — его девушка! Не какая-то новая рабыня. Я хорошо служила ему.

Мужчина свистнул, словно подзывая ручного слина, взялся за железное кольцо — последнее в ряду. Я, разозленная, поспешила к нему.

— Надо торопиться, — сказал хозяин.

На моем левом запястье защелкнулось металлическое кольцо. Я на цепи.

Подумать только! Посадили на цепь вместе с новенькими! Цепь, провисая, болталась между моим наручником и кольцом на запястье стоящей передо мной девушки. Меня трясло от злости. Прикована накрепко, не убежать.