Книга Герои умирают, страница 43 – Мэтью Стовер

– Я, черт тебя дери!

К этим словам я добавляю удар кулаком, который крушит его великолепный нос и размазывает остатки по лицу. Кровь брызжет на мой кулак, остается на моих губах, я чувствую ее вкус и запах и больше не боюсь смерти – даже если умру, я успею вцепиться зубами ему в глотку.

Я снова бью его.

Он трепыхается подо мной, но я уже крепко держу его и не отпущу ни за что на свете. Я колочу его головой о ступеньку витой лестницы, еще раз, еще, еще, и вот уже мрамор с сиреневыми прожилками художественно украшен алой кровью Берна.

Однако он все еще в сознании, он улыбается мне разбитыми губами, демонстрируя красные зубы. Мне приходится выбирать: бить его дальше или просто перерезать ему глотку – ведь не более чем через десять секунд огры оторвут меня от него. Я лихорадочно размышляю.

И в это время обнаруживаю, что он бьет меня по голове согнутым локтем. Из своего положения он не может придать ударам ощутимой силы; он делает это только для того, чтобы отвлечь мое внимание от второй руки, которая ползет вверх по моей шее, намереваясь ткнуть мне в глаз большим пальцем.

При очередном ударе я уклоняюсь от локтя и хватаю вторую руку, заломив ее так, что Берн поворачивается ко мне спиной. Рукоять его меча врезается в мой кулак. Волосы у него на затылке залиты кровью из одной-единственной раны, где кожа ободрана о край ступеньки. Я снова захватываю его ноги своими и откатываюсь таким образом, чтобы он оказался наверху. Вовремя – пара огров, уже спускающихся по лестнице, нерешительно опускает кистени.

Моя левая рука впивается в лицо Берна, в его глаза, заставляет его запрокинуть голову, в то время как правая достает один из боевых ножей, спрятанных в боковых ножнах. Мне понадобится всего мгновение, чтобы поднести нож к его горлу и сделать одно-единственное движение – разрезать сонную артерию, внешнюю и внутреннюю яремную вену и дыхательное горло. Берну не жить, и он прекрасно это понимает.

– Прикажи им отойти, – шепчу я ему в ухо.

– Отойдите! – хрипит Берн. Он кашляет, выплевывает сгусток крови, его голос становится сильнее и увереннее. – Кейн – мой старый друг. Мы не сражаемся, просто у нас такое приветствие.

– Для умирающего у тебя прекрасное чувство юмора, – шепчу я ему. Он пытается пожать плечами, при этом одно касается моей груди. – Держи руки так, чтобы я их видел.

Он покорно вытягивает руки перед собой и шевелит пальцами.

– Хороши, а?

– Что случилось с Пэллес Рид?

– С твоей сукой? Откуда мне знать? У меня полно дел с этим ублюдком Саймоном Клоунсом.

– Эх, Берн-Берн, – укоризненно шепчу я ему на ухо, – зачем врать? Вспомни о такой вещи, как предсмертное покаяние.

Он хмыкает.

– Тогда уж точно не стоит говорить правду. Но я не лгу. Ты того не стоишь.

Я верю ему, несмотря на то что помню, как Пэллес столкнулась с ним. Я уже понял, каков был эффект произнесенного ею заклинания – информационной блокады, распространившейся со скоростью магии, какова бы эта скорость ни была; оно рассредоточило последние воспоминания о Пэллес или что-то вроде того. Однако и Берн, и Коты должны были войти с ней в какой-то контакт уже после произнесения заклятия – ведь они окружили ее. Если Берн до сих пор ничего не может вспомнить, значит, заклинание действует. А если оно все еще действует…

Пэллес жива. Конечно, ее могли посадить в Донжон, но по крайней мере она жива.

При этой мысли по моему телу разливается такое тепло и покой, что на какие-то полсекунды меня посещает соблазн подарить Берну жизнь.

– Последний вопрос: зачем меня разыскивают? И кто сообщил Глазам о моем появлении в городе?

– Это два вопроса, – насмешливо отвечает Берн.

Я не настолько заинтересован в ответе, чтобы терять время на выслушивание бреда, который он будет нести, – так что я просто вонзаю нож ему в горло.

Конец ножа скользит по его коже, словно по стальному листу.

Я тупо колю еще раз в то же место, не в силах поверить в происходящее, и когда клинок снова соскальзывает, я теряю целую секунду, по-идиотски глядя на предавшее меня оружие.

Я начинаю понимать, почему у Берна нет шрамов.

Кажется, я влип.

Шелковым, ясным голосом Берн объявляет:

– А теперь следующий номер…

Он тянется рукой за спину и сжимает мое левое плечо так сильно, что я даже не испытываю боли: рука просто-напросто немеет. Потом с неимоверной силой отрывает меня от себя – безо всяких приемов, просто долго тянет, – встает на ноги и поднимает меня в воздух.

– Ты никогда не мог меня переплюнуть, – говорит он. – Но теперь я фаворит Ма'элКота. Он сделал меня гораздо быстрее, гораздо сильнее – теперь я неуязвим. Ма'элКот создал для меня специальное заклинание, названное им «Бернов щит». Нравится?

Я бью его в лицо коротким пинком из тайской борьбы, так что моя нога ударяет по его искалеченному носу – а Берн смеется надо мной. Свободной рукой он вздымает меня, и я болтаюсь в воздухе.

Потом он швыряет меня через головы зрителей.

Я вылетаю из игровой ямы и взмываю еще выше – должно быть, Берн будет посильнее огров, стоящих вокруг и тупо глядящих на мой полет. А я все лечу, и люди разбегаются с дороги.

Мое тело само сумеет приземлиться; голова же думает о том, как можно справиться с Берном.

К тому времени, как я ударяюсь в кучку игроков в карты и мы дружно валимся на пол, при этом почти не ушибившись, я успеваю кое до чего додуматься.

Во-первых, одной силой Берн не сможет закрыться от моих ножей.

Во-вторых, если б он действительно был неуязвим, как говорит, я не смог бы сломать ему нос.

Я все еще могу справиться с ним; мне нужно только изменить тактику, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам. и, как у всякого приличного ученого, у меня уже задуман эксперимент для превращения этой гипотезы в теорию.

Люди, на которых я упал, расползаются, путаясь в чужих руках и ногах, пихают меня, и я все еще только пытаюсь встать на ноги, когда Берн перепрыгивает перила игровой ямы. Тыльной стороной руки он утирает окровавленный рот и крадучись идет ко мне.

– Счастливчик ты, Кейн, – говорит он. – Я дал обещание…

Человека легче всего застать врасплох, когда он говорит – большая часть его внимания уходит на продолжение разговора. Не вставая с колен, я вытаскиваю из ножен на поясе оба метательных ножа и швыряю их одновременно – они вертятся в воздухе

Я почти не вкладываю в бросок силы – мне этого и не надо. Нож, пущенный слабой, онемевшей левой рукой, летит высоко, к лицу Берна, и тот раздраженно отбрасывает вертящийся клинок – но рука остается цела, потому что на ней Берн инстинктивно сфокусировал свою защиту. Зато второй нож удовлетворяет мою жажду убийства – попадает Берну в ногу, в дюйме от колена, режет алую ткань и пронзает кожу.