Онлайн книга «Клинок Тишалла»
|
– Не думай, что сможешь запугать меня, Кейн. Я знаю, кто ты. Убийца. Лжец. Актир . Лицо мое наливается кровью постепенно, снизу вверх. – Раз уж мы начали обзываться, примерь на себя слово «изменница», ты, огрызок ушастый! Нелюди, которых Кайра привела с собой, отзываются дружным рычанием. – О чем ты болтаешь? – Об измене, – повторяю я. – Твоей измене. Рокот нарастает, но странный голос эльфийки перекрывает его без труда. – Ты правда хочешь напомнить мне это слово, Кейн? Когда ты сенешаля Империи держишь на собачьем поводке? Я пожимаю плечами. – Мне он не король. С другой стороны, – я киваю в сторону Криса на сенешальском троне. Чародей с неприкрытым ужасом пялится на меня, неслышно бормоча: «Хэри, не надо!» – Делианн – твой повелитель. – Да ты шутишь. – Ага, это в моем духе. Сущий комик. Давай повеселимся. Расскажи всем, как ты пыталась убить Митондионна . Зловещий рев все усиливается, но навстречу ему накатывается волна яростного, холодного рычания со стороны наших, равно хумансов и нелюдей: Криса все любят. Неголос Кайрендал рассекает волны гнева. – Он не король. Он гнусный, кровожадный актир – как и ты! – Ага. Ну и что? Он также младший наследник Короля Сумерек, и ты это знаешь, прах тя возьми. И тогда знала. Понимала, что он последний из Митондионнов, и приказала его убить. – Он даже не перворожденный, – рычит она. – Он замаскированный хуманс! – Ты все перепутала, – говорю я. – Человек – это маска. Делианн оседает на сенешальском троне, будто изнутри его что-то выело, и закрывает лицо руками. – Хэри, – бормочет он отчаянно и тоскливо, так что слышу только я. – Хэри, как ты можешь со мной так? – Полночь, Крис, – просто отвечаю я. – Вот и все. Он поднимает голову, глядя на меня с немым вопросом. – Пора снимать маски, – объясняю я. Выпученные глаза полны тошнотворной боли. – Они никогда меня не примут. – Кто даст за их мнение хоть крысиный хвост? Ты знаешь, кто ты есть. Веди себя соответственно. Он закатывает глаза. Я поднимаю голову, чтобы наткнуться на высокомерный взгляд Кайрендал. – Я знаю, что ты не в себе, Кайра. Знаю, что ты больна и тебе тяжело разобраться в своих мыслях. Вот твой шанс все исправить. Если хочешь помочь, мы будем признательны. Зрачки ее сверкают, словно рыбья чешуя. – А что в том для меня? Я пожимаю плечами. – Жизнь. – А больше ты ничего не можешь предложить? – с яростным презрением бросает она. Райте осторожно косится в мою сторону со дна арены. Я делаю вид, что не замечаю, и оборачиваюсь к Кайрендал: – Не знаю, какое наказание за попытку цареубийства полагается у твоего племени, но ты сейчас не среди сородичей. Это мой двор. Выбирай, Кайра. Сейчас. – Мои бойцы готовы за меня умереть, Кейн. А многие ли из этих… созданий …. готовы умереть за тебя? Точней не скажешь. – Есть способ выяснить, – роняю я бесстрастно. Она складывает руки на груди. – Я не блефую, Кейн. – Да, наслышан. – Мне остается сказать одно лишь слово – короткое, холодное, решительное: – Райте! Он хлопает в ладоши, будто отряхая пыль в сторону эльфийки. На песок оседают черные маслянистые брызги. Кайрендал пытается заговорить, но может только булькать сдавленно и утробно. Какой-то миг она взирает на меня в полнейшем недоумении, потом разражается хриплым, пронзительным кашлем. Грудь ее вздымается, и эльфийку рвет кровью под ноги огру, который держит ее на весу. – Урродззы! – ревет великан так, будто сердце его рвется на части. – Ублюддки – что вы здделали зз Кайрой?! Он падает на колени и баюкает умирающую, словно младенца. Наши ребята вскакивают со скамей. На арене Райте вполголоса раздает монахам последние распоряжения. Бойцы расходятся под прикрытие ограды, проверяя оружие. – Ты когда-нибудь, – бросает мне через плечо бывший посол, – что-нибудь делал, что не кончалось насильственной смертью? – А как же, – отвечаю я. – Много всякого. Но уже не помню, что. Мерзкая будет свалка, точно скажу. Наверное, я знал, что этим кончится. Надеялся на это. Может, я и вправду такое чудовище, как говорят. Но в Зале суда разгорается новый свет – бледней и ровней, чем пламя фонарей на стенах и алые отблески костров за окнами: пронзительный и мягкий лунный свет, изгоняющий всякие тени. Он нарастает, становится сильней, и, когда лучи его касаются каждого из нас, в зале наступает тишина, и все взгляды обращаются к источнику сияния. Оно исходит от Делианна. Медлительно, как инвалид, поднимается он с сенешальского трона. Голос его в звонкой тиши так мягок, что сердце мое разрывается. – Нет. Не надо сражений. Между собою – не надо. Хватит смертей. Больше я не перенесу. Кажется, будто он стоит у меня за плечом. Подозреваю, каждому в Зале суда кажется, что Делианн стоит у него за плечом. Свет окутывает его мерцающим облаком, холодной эльмовой короной опускается на чело. А потом плещет каждому из нас в лицо и хватает за извилины. На бесконечный миг свет захлестывает меня тем, что переживают остальные: болью, и страхом, и жаждой крови, и отчаянием, и упоением боя, и всем прочим, и тот же свет отдает им мои переживания. Мы живем чужими жизнями, мы погружены в океан боли, и свет вытягивает понемногу наши муки, плетет из них клубок страданий, и нянчит его, и мнет, поэтому боль не то чтобы уходит – так не бывает, ничто не в силах утолить ее, – но как бы расплывается, потому что мы разделяем ее между собой, понемногу на каждого, и как бы ни было нам одиноко, он –то знает, точно знает, через что мы прошли, как нам больно и страшно, и вроде как говорит… Ладно, вам больно, вам страшно, но это нормально – страдать, и это правильно – бояться, потому что мир вообще местечко жуткое и прескверное. – Руго, – тихонько произносит Делианн. Огр поднимает башку. – Она не обязана умирать, – говорит чародей. – Но лишь одна надежда осталась у нее. Ее следует удерживать от всякого вмешательства в грядущее сражение. Пусть отнесут ее в Донжон, и поместят в камеру, и держат там, покуда не стихнет буря, налетевшая на нас. Исполнишь ли? Руго отворачивается. – Моя ззделадь, она жидь? Ты обежжядь? |