Книга Клинок Тишалла, страница 4 – Мэтью Стовер

– Очень смешно. – Он с прищуром уставился на мою маску: – А ты кто такой, Борис Карлофф*? [1]

– Какой-какой Борис? Меня зовут Крис…

– Хансен. Знаю. Все в Кобелятнике тебя знают. Только о тебе и слышно. Чего надо?

Кобелятник – презрительная кличка, которую студенты-боевики дали Коллежу боевой тавматургии.

– Пару минут твоего времени. – Я пожал плечами. – Хотел попросить тебя о помощи.

Майклсон отвернулся к пульту снаряда.

– Отвали.

– Эй, девочки! – За нами воздвигся один из боевиков-неандертальцев. – Помочь с машинкой? Что, мужская рука нужна?

Майклсон даже не обернулся.

– Боллинджер, пошел на хрен.

– Ага, ща. Извините, мэ-эм.

Он смахнул Майклсона со скамьи и лег под штангу сам. Хэри так же неторопливо поднялся на ноги и встал рядом, спиной ко снаряду, совершенно неподвижно. Только желваки на скулах ходили.

Горилла – Боллинджер – перехватила штангу.

– Вес пошел. Два-ноль-ноль. Начали. – Когда на дисплее высветилось «200», он без особого напряга начал качать вес. – Видал? В этом твоя ошибка – недогружаешь.

– Давай, Хэри, пошли отсюда, – сказал я. – Мне правда надо с тобой поговорить.

– Ты ничего мне не скажешь. Интересного.

Я набрал полную грудь воздуха и – была не была!

– Типичный работяга, – презрительно бросил я, и на миг мне показалось, что вышло совсем по-отцовски.

Майклсон обернулся ко мне, точно поворотный кран:

– Что?

– Вы, низшие, все как один. «Отвали, кореш, это не мое дело». Это наследственное. Вот почему вам никогда не выбраться из трущоб.

Майклсон сделал ко мне шаг. Один. Глаза его горели.

– Ты просто напрашиваешься , чтобы я отвернул тебе голову.

– Ну, в общем, да, – признался я. – Именно так.

Он моргнул.

– Что-что?

– Какое слово тебе непонятно?

Он присмотрелся ко мне, потом скривил губы в хищном оскале: очень много зубов, и никакого веселья.

– Я – за.

– Ладно. Тогда пошли в додзё.

– Давай. Только погоди немного…

Он обернулся к снаряду. Плечи Боллинджера слегка подрагивали – он поднимал штангу уже в четырнадцатый раз. Когда груз оказался в наивысшей точке, Хэри нагнулся и резко ударил здоровяка ребрами ладоней по локтевым сгибам. Руки Боллинджера дрогнули, и штанга рухнула ему на грудь. Выкатив зенки, он попытался было выдавить: «Стоп! Стоп!», но ему не хватало воздуха.

– Знаешь, не стоит качаться без помощника. – Майклсон потрепал его по щеке и ухмыльнулся мне: – После вас, мадам.

Я ухмыльнулся в ответ:

– Спасибо, мисс!

Огрызнулся удачно. И все равно мурашки побежали по спине. Я начал понимать, как опасен может быть Хэри Майклсон. И решил, что буду с ним чертовски осторожен.

Додзё находятся точно над гимнастическим залом, этажом выше. Все они разного размера и конфигурации, но одно у них общее – пол и стены из трехсантиметрового слоя сорбатана: чтоб не расшибиться. И на одной стене прозрачный сорбатан всегда прикрывает зеркало – чтобы наблюдать за своим «боем с тенью» или вроде того.

Мы с Майклсоном встретились в зале. Я уже надел обязательную полуброню: сантиметр сорбатана прикрывает локти, колени, голову, шею и жизненно важные органы. Майклсон остался в пропотевшей футболке и мешковатых панталонах – и все.

– Ты не надел броню, – заметил я.

– Гениально, бизнес-мальчик. – Он глумливо усмехнулся. – И как ты заметил?

Чтобы успокоиться, я представил себе ночное небо над Поднебесьем – силуэт дракона на фоне полной луны. Если не справлюсь, то так и не увижу этого в натуре.

– Ну, – начал я, – броня полагае… – И тут он врезал мне со всех сторон разом.

Ощущение было такое, словно в молотилку попал, – он коленями бил меня по неприкрытым бедрам, локтями и кулаками по ребрам, лбом под ложечку, и, прежде чем до меня дошло, что происходит, намордник мой уткнулся в пол, руки-ноги почему-то не двигались, и было дико больно .

– Будешь еще рассказывать про подлых работяг? – Голос над моим ухом звучал громко и отчетливо, и внезапно меня пронзила мысль: я могу здесь сдохнуть.

Если он захочет, то убьет меня. Легко.

И ничего ему не будет: несчастный случай на тренировке. Будет жить как прежде – а меня через миг не станет.

И похоже, что ему этого очень хочется.

Странное чувство: кишки превращаются в воду, руки-ноги обмякают, в глазах проступают слезы – наверное, это неосознанный рефлекс, притвориться слабым и беззащитным в расчете на ответный родительский инстинкт. Но мне почему-то казалось, что у Майклсона с такими инстинктами туго.

Я ухмыльнулся в пол.

– А, тебе просто повезло.

Миг ошеломленного молчания. Потом Хэри отпустил меня – не мог удержать от хохота. Я тоже выдавил смешок. Потом перевалился на спину, сел и стал ощупывать суставы – не вывихнуто ли чего.

– Гос-с-споди. Не думал, что это кому-то под силу. Во всяком случае, так легко. Ты знаешь, что по рукопашному бою я в группе один из первых?

Майклсон фыркнул.

– Ты по всем предметам в группе один из первых. Но это не значит, что ты во всем разбираешься.

– Знаю. Поэтому и обратился к тебе.

Хэри присел, обхватив колени руками.

– Слушаю.

В глазах его светилась ничем не прикрытая подозрительность, вечноуклончивое нижнекастовое «чо надо?».

– Я слышал, ты едва вытягиваешь курс по рукопашному бою, – ответил я. – И не провалил его только потому, что – как это у вас, работяг, говорят? – можешь любого в группе раскатать в тонкий блин. Мне через четыре месяца отправляться в Поднебесье, и, кажется, ты можешь меня научить кое-чему такому, чего я не нахватаюсь от Толмана.

– Толман – дебил, – отозвался Майклсон. – Ему важнее заставить тебя делать по-своему , по-толмановски, чем научить выживать.

– Это мне и нужно. Научиться выживать.

– А мне с того что?

Я пожал плечами.

– А ты сможешь вышибать дух из бизнесменского отродья каждый день четыре месяца кряду.