Онлайн книга «Госпожа победа»
|
Ночью возле клуба — вот где. Поручик Бурцев… — Поздравляю с удачным вылетом, — сказал Бурцев. — Спасибо, — сказала Тамара. — Правда, у нас тут немножко поминки. — У нас тоже. Трое — вместе с вашей летчицей… Еще семнадцать человек — во время боя за аэродром. — Фатма Фаттахова. Вы ее помните? — Такая полненькая, с красивой косой? — Бурцеву как-то неловко было вспоминать, что погибшую летчицу он видел только голой, и поэтому лицо ему запомнилось слабо… Рахиль незаметно растворилась в другой компании. — И еще два экипажа. Розы Циммерман и Марины Клюевой. — Мне очень жаль. Женщины не должны так погибать. — Никто не должен. Бурцев кивнул. — Чем вы занимались бы, если бы не стали пилотом? — спросил он через полминуты. — Не знаю. Мама хотела, чтобы я стала прислугой. Представляете меня в фартучке и с наколкой? — С трудом, — улыбнулся Бурцев. — А вы? Если бы не пошли в коммандос? — Не знаю… Я — человек, испорченный высшим образованием. Учился в Ковентри… Наверное, смог бы устроиться учителем математики. И гимнастики — на полставки… «На меня западают интеллигентные мужики» — в том, что Бурцев «запал», сомнений не было. Вел он себя более чем сдержанно, но флюиды, которые исходят от «запавшего» мужика, ни с чем не спутаешь. Правда, майора Колыванова вряд ли можно было назвать интеллигентом… — Я ненавидела математику и логику в реальном, — призналась она. — И в летном тоже. — Значит, у вас были плохие учителя. — Бурцев смял одноразовую тарелку и бросил ее в мусорную корзину. — Математика дисциплинирует разум. — У нас в реальном висел портрет Ломоносова с надписью «Математику уж затем учить надо, что она ум в порядок приводит». — Так оно и есть. — Я знаю одного человека, который говорил, что всех гуманитариев нужно в обязательном порядке заставить изучать математику и физику. Бурцев кивнул. — Это избавляет от волюнтаристских иллюзий, — подтвердил он. — Многим свойственно думать, будто всем станет темно, если они закроют глаза. — Арт… тот человек примерно так же говорил. — Ваш… друг? — поручик не привык вилять, сразу брал быка за рога. — Мой муж, — она напряглась. — Кто он? «Мертвец», — от этого слова, хоть и не сказанного вслух, все внутри скорчилось и почернело. Среди всего полка «Вдов» она — настоящая вдова. — Он офицер… Был офицером. Бурцев потупил глаза. Прошедшее время с позавчерашнего дня перестало означать, что человек вышел в отставку. — Пилот? — Пехотинец. Из егерей-корниловцев. — Вы получили «Кей-ай-эй»? — Нет. — Тогда еще не все потеряно, — но оптимизма в его голосе не было. — Я надеюсь, — соврала она. — Я… только хочу сказать… — Бурцев опустил глаза. — Что если… будет совсем плохо… Сегодня или когда-нибудь еще… Вы можете на меня рассчитывать. Во всем. Если я буду жив, конечно. — Последние новости! — откуда-то с порога закричал один из офицеров. В руке он держал пухлую пачку каких-то листов… Газет? — Свежий «Русский курьер», ребята! Дамы и господа! К нему кинулись, газета пошла по рукам… — Лучниковская портянка, — процедила Тамара. — Лучниковская — не лучниковская, — Бурцев взял низкий старт, — а пока что это единственная газета на весь Крым… — он бросился в толпу, разрывающую «Курьер» по листику. Вернулся он через минуту несолоно хлебавши. — Увы. Всеми номерами завладели ваши соратницы, а я — человек старомодного воспитания и драться с женщиной из-за газеты не буду. Еще пива? Или чего-то покрепче? — Покрепче нам нельзя. — Пива, пожалуйста… Бурцев отошел к стойке, а в Тамару опять вцепилась Рахиль. — На что спорим, — лукаво сказала она, — что ты сейчас подскочишь до потолка? — Поцелуй меня в… плечо. — Никто меня не любит! А должны бы… Делаем фокус-покус, — она достала из-за спины свернутую газету. — Раз! Газета развернулась и легла на стол перед Тамарой. — Два! «Три» она не услышала. Как вернулся с пивом Бурцев — тоже не услышала. Она не услышала бы и выстрела над самым ухом — все ее внимание поглотила первая полоса газеты «Русский курьер», на которой аршинными буквами было напечатано: «ПОЧЕМУ МЫ ВОЮЕМ?» А внизу — не такими аршинными: «Капитан Верещагин — человек, который, кажется, знает ответ»… Между заголовком и подзаголовком, как «Цельсь!» между «Готовьсь!» и «Пли!» — две фотографии, одна отличного качества, двухлетней давности, а вторая — мерзкая, явно переведенная с видеопленки, но на обеих — одно и то же лицо, до последней морщинки знакомое, уже оплаканное лицо… Не помня себя, Тамара перевернула страницу и пробежала глазами текст. Вернее, его начало — прочесть всю полосу она не могла, ее распирали чувства, хотелось куда-то бежать и что-то делать… — Сударыня, я идиот, — проговорил Бурцев. — Он — ваш муж? Последний вопрос прозвучал уже Тамаре в спину. В здание штаба поручик Уточкина влетела со скоростью лидера гладких скачек. — Миссис Голдберг! — крикнула она. — Ваше благородие! Рут! — Какого черта… — Капитан Голдберг поднялась с дивана. — Уточкина, что случилось? Пожар? Боевая тревога? Я сегодня посплю или нет? — Мэм, я прошу разрешения поехать в Бахчисарай. Командир эскадрильи посмотрела на часы. — Не разрешаю. Через три с половиной часа у тебя вылет, через час передадут новое задание. — Мэм, я успею! — Это тебе кажется. На дорогах черт-те что, ты провожкаешься все четыре часа. Разбитая бронетехника, тягачи, куча гражданских машин, патрули… Ты знаешь, что из Севастополя идет эвакуация детей? Ты знаешь, что все, у кого есть на чем ехать, спасаются из городов? И разговора быть не может. — Мэм! — Нет, я сказала!!! Уточкина, я все понимаю, но — нет. «Все ты понимаешь!» — Тамара, выйдя на улицу, пнула ни в чем не повинную дверь пяткой. — Тамара! — Капитан стояла у окна, скрестив руки на груди, похожая на индейского вождя. — Телефоны, между прочим, работают. Тамара откозыряла и побежала к столовой, возле которой находился телефон-автомат. Длинный гудок… Сейчас… Еще один… Телефон стоит возле самой постели… Гудок… Наверное, он не в спальне. На то, чтобы дойти до телефона, нужно время. Гудок… Он же не может двигаться быстро. Боже мой, я бы на пузе доползла до аппарата! Гудок… Обычно после шести гудков она вешала трубку — шести гудков как раз достаточно, чтобы услышать и добраться из любого места квартиры. Седьмой гудок… Восьмой… девятый… |