Онлайн книга «Госпожа удача»
|
— Травись. — Князь толкнул к нему по столу пакет. Арт, не глядя, подхватил его и махнул рукой: — Пошли. Советских солдат не было видно — в этой окраинной забегаловке спиртного не подавали. На том и строился расчет. Они расселись по машинам — четверо — к Верещагину, трое — к Князю. Один должен был подъехать прямо на квартиру. Советская колонна БМД попалась им на площади Победы — колонна стояла, впереди была пробка. Кажется, задержка в пути не расстраивала никого, кроме раскаленного докрасна городового. Ругаясь и время от времени свистя, он пытался рассредоточить затор. Советские десантники — ошарашенно-веселые мальчишки — курили и общались, сидя на броне машин. С одной из БМД несся звон гитары и песня про новый поворот. Песню пели большим хором, состоящим из десантников и крымцев… Артем посигналил Князю, чтобы тот сдал назад, завертел руль и под всеобщее неодобрение объехал пробку по тротуару. — Вот! Новый поворот! И мотор ревет! — орали вокруг машины, — Что он нам несет?! Пропасть или взлет?! Омут или брод?! Ты не разберешшь! Пока не повернешшь! За па-а-ва-а-рот! Артем вырулил за поворот, отгородившись стеклом от советского шлягера. Греческий квартал словно вымер — все побежали в центр, на Севастопольскую улицу, смотреть на проход советских войск. …Зайдя в квартиру, Верещагин достал что-то из кармана джинсов и небрежно положил на книжную полку (они были даже в прихожей). — Царица? — тихо спросил Князь. — Заткнись, Гия. Давайте садиться, господа. Шэм, запри дверь. Извините за недостаточное количество посадочных мест, на такой кворум квартира не рассчитана. Берите подушки с дивана и рассаживайтесь на полу, кто хочет. — Может, сначала дождемся гостя? Верещагин посмотрел на часы, взял с полки кистевой эспандер. Козырев полез в холодильник. — Кэп, я смотрю, у вас яйца есть… — начал Козырев. — Что вы ржете, сигим-са-фак? — Это истерика. — Верещагин сам с трудом удерживал смех под контролем. — Есть, Володя, есть. — В холодильнике! — на хохочущее офицерство это подействовало совсем деморализующе. — Три яйца, черт вас возьми, похабники! Капитан, можно их сварить? — Ты же из «Макдональдса», — удивился Верещагин. — Он «бургеров» не ест, фигуру бережет, — пояснил отсмеявшийся Томилин. — Боится лошадке Басманова хребет сломать… — Этой корове сломаешь, — весело отозвался Козырев. — Ненавижу Вронского, между прочим, с гимназии. Ляд с ней, с Анной, но зачем коня угробил? Хочешь быть жокеем — не разъедайся… Как вы думаете, кэп, скачки в субботу состоятся? — Думаю, нет, — сказал Арт. — Ни при каком раскладе. Бери яйца, Володя. — Хотел бы я, кэп, как вы — жрать всякую дрянь и не набирать веса, — с некоторой завистью сказал Козырев, глядя, как Артем достает из пакета двойной чизбургер. — Альпинизм сохранению фигуры способствует. Когда я вернулся с К-2, я мог снять джинсы, не расстегивая… — Шамиль еще страшнее выглядел, — сказал Даничев. — Они у него держались, по-моему, на одном энтузиазме. — Они держались на моем унтер-офицерском достоинстве. Что вы хотите, две недели на одном бульоне. А йогурт! Как я с тех пор ненавижу йогурты! — Да, видок у тебя был… — покачал головой Даничев. — А что это за история? — спросил Козырев. — При чем тут бульоны и йогурты? — История жестокая. — Томилин почесал подбородок, который вечно выглядел небритым. — Сидим мы, значит, в штурмовом лагере — я и Князь — а Арт и унтер Сандыбеков выходят на штурм вершины. Часов в одиннадцать они на связи: есть вершина. Нам с Князем, понятное дело, тоже хочется, но пока штурмовая связка не вернулась, выходить нельзя. Значит, сидим и ждем. Ближе к трем видим обоих: идут по гребню, там были провешены перила… Дальше ты сам рассказывай. Что там у вас случилось? — Перетерлась веревка, — спокойно сказал Верещагин. — Первым слетел я, вторым — Шэм. А там не вертикальная стена была, а такими ступеньками, с углом наклона, чтобы не соврать, градусов пятьдесят, и постепенно уменьшалось где-то до десяти градусов, и уже под таким уклоном площадочка длиной ярдов в сорок обрывается в пропасть. Тысяча футов вниз. И вот мы с Шэмом, связанные одной веревкой, считаем эти ступенечки, причем он считает головой. — Челюстью, кэп, челюстью… — А я думаю, успеем мы остановиться на этой площадочке внизу или так и проедем по ней до обрыва… А снег там плотный. Слежавшийся… И вот я скольжу, на ходу переворачиваюсь лицом вниз, зарубаюсь передними зубьями «кошек» и руками цепляюсь, как могу… Ногу я сломал, когда падал, но как подумаешь про эту тысячу футов — упираешься и ею, жить-то хочется… Короче, не доехали мы до края, затормозили. Шэм лежит и не двигается. Я думаю — живой? А подползти посмотреть — сил нет. И тут унтер поднимает голову, выплевывает на снег кучку зубов и хрипит: «Сколько»? Я говорю: «Восемь». — «Факимада, четыреста тичей!» — стонет Шэм и теряет сознание. — Я этого не помню, — сказал Шэм. — По-моему, сэр, вы сочиняете. У меня и так с математикой плохо, а после такого падения все мозги были набекрень. — А может, встали на место? — спросил Князь. — Ты вообще на редкость разумно действовал тогда. Я даже удивился. Козырев не знал об одной шероховатости, которая была между Шэмом и Князем. — Шамиль меня вытащил, — ответил Артем на незаданный вопрос. — Отдал свой ботинок, себе взял мой, треснувший… Его ботинок сработал как шина, так что он сумел впереть меня на гребень… А дальше мы ковырялись как-то, пока не подошли Князь и Том. — Вы чертовы самоубийцы, — покачал головой Козырев. — Кто бы говорил, — сказал Князь. — Смотрел я твою скачку на Кубок Крыма. Сколько ребер ты сломал, два? — Три и трещина в грудине. Два я сломал на Кубке Рождества. — Бойцы вспоминают минувшие дни, — сказал Артем. — Твои яйца сварились, Володя. Шамиль, Сидорук, что там у нас в батальоне? — Наших согнали на футбольное поле в учебно-тренировочный комплекс… — У советских поразительное пристрастие к спортивным сооружениям, — отметил Томилин. — Их легко использовать и охранять, — пожал плечами Верещагин. — Это еще Пиночету нравилось. Главное — чтобы Новак сделал свое дело. Александру Владимировичу нужен будет тактический центр… — А телевышка, судя по передачам, еще не занята, — заметил Козырев. — Они гоняются за фургонами ТВ-Мига, но пока не сообразили отключить трансляцию. — Паршиво будет, если мы влезем туда как раз одновременно с ними. Или если они нас обгонят, — сказал Берлиани. — А техники? Ты думаешь, мы сами сможем запустить в эфир это дело? — Техники… Верещагина перебил звонок в дверь. — Ага, это, кажется, они… |