Онлайн книга «Госпожа удача»
|
Вот так, капитан Верещагин. Ты мечтал пожать руку этому человеку — теперь сбылась мечта идиота. — Это называется «не повезло». — Кашук встал с кресла. — Я отлучусь на минутку, господа. То ли это пиво, то ли это нервы, но мне ужасно нужно пойти помыть руки. — Дьявол! — когда за Кашуком закрылась дверь, Гия треснул кулаком по столу. — Здесь сотни советских капитанов! Почему черт сюда принес именно этого!? — Гия, мы должны выиграть с теми картами, которые нам сданы. — Это уж да, — сказал Князь. — Это точно… Только знаешь, что мне все больше лезет в голову, Арт? Что нас сюда послали именно затем, чтобы мы прокололись. — Типун тебе на язык, — отвернулся Арт. — У нас все прекрасно получится. А вообще-то надо понемножку начинать их поить, чтобы меньше думали. Так что пусть Миллер подменит Дядю Тома — нам понадобятся самые крепкие головы. Знаешь, у Глеба есть гитара. — Вы с ним уже по имени? — Княже, мы с ним на «ты». * * * Интересно все-таки работает подсознание. Когда Глеб принес гитару в комнату отдыха, первое, что запели офицеры, было «Ваше благородие, госпожа разлука». Грузин Берлиани, вернувшись с поста, с удовольствием подпевал. Вообще, напряжение слегка спало, чему немало помог коньяк «Ай-Петри». «Это не фокус, — подумал Глеб. — Они тут смотрят наше телевидение. Нужно что-нибудь другое». Но подсознание работает по-своему. Пальцы сами собой взяли хрустальный ре мажор: Надежда, я (па-па, па-пам!) Вернусь тогда (па-па, па-пам!), Когда трубач (па-пам!) Отбой (па-пам!) сыгра-ет, Когда трубу к губам прибли-зит И острый ло-коть от-ве-дет… Спецназовский старлей подпевал тихо, но с чувством. Берлиани был на высоте: выводил приятным баритоном партию второго голоса, чисто и точно, куда тому Кобзону: Надежда, я Останусь цел — Не для меня Земля сыра-я… Глеб играл от всей души. Он совсем уже забыл о первоначальной цели, с которой взял в руки гитару. Он играл и пел для Нади, для своей Надежды, которая его не слышала, не могла слышать, но он знал, что где-то там, за морем, она думает о нем и ищет его лицо на экране телевизора среди лиц сотен других десантников, одинаковых, как гвозди с выкрашенными в голубое шляпками. …И комиссары в пыльных шле-мах Склонятся молча надо мной. (Тррам-трррам!) — Артем, а эту знаешь? — Он взял аккорд: Покатились всячины и разности, Поднялось неладное со дна… Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Отечество в опасности! Граждане! Гражданская война! Был май без края и конца, Жестокая весна… Пальцы Верещагина жестко легли на струны. Полусекундный обмен взглядами показал, что Верещагин разгадал игру Глеба. Разгадал по всем пунктам, до канвы. — Не надо, Глеб. Эта мрачная. Давай тогда лучше «Гусарскую». «Славно, братцы-егеря…» — Хорошо тут у вас, — вздохнул майор Лебедь. — Просто курорт… — А у вас как? — спросил старлей. — А у нас нормально. Какого черта Глеба на эту горку загнали, если вы здесь уже сидите? — Это вы в штабе спросите. Снимать ребят пришли? — Какое там, — Лебедь скривился. — Приказа не было. А что, мешают ребята? — Да шумно… — Ничего не попишешь, старлей. Приказа не было. — Ну, и Бог с ним. — Товарищ майор, можно вас на два слова? — Глеб отложил гитару. — Можно на сколько угодно. — Майор плеснул себе коньяка. — Пойдем покурим. Они вышли на свежий воздух и встали там же, у ограждения. — Мне они не нравятся, — сказал Глеб. — А мне показалось как раз наоборот. — Майор посмотрел на него. — Ты и гитарку взял, и песенки петь начал… — Я думал… — Глеб осмотрел землю под ногами, словно там валялись нужные ему слова. — Понимаете, когда мы перед вылетом сидели на аэродроме, передавали крымские новости… Можете смеяться, но там сказали, что из Непала вернулся известный крымский альпинист Верещагин. Капитан крымской армии. — Так, — сказал Лебедь, призадумавшись. Потом оглянулся. Спецназовский старлей о чем-то беседовал с длинным костистым мужиком по прозвищу Дядя Том. — Товарищ старший лейтенант! — окликнул его майор. — Вы не подойдете на минутку? Старлей что-то быстро сказал Дяде Тому, тот кивнул в последний раз и исчез в служебном здании — длинном приземистом каменном корпусе, большая часть которого была закрыта для советских десантников. — Я вас слушаю, товарищ майор. — Вы не могли бы показать нам свои документы? — Нет проблем. — Старлей вытащил из нагрудного кармана офицерскую книжку и протянул ее майору. Достаточно потрепанная, с отметкой о повышении в звании, с фотографией не последнего времени — с тех пор старлей немного отощал. И загорел, отметил Глеб. Неужели в Крыму сейчас можно так загореть? Книжка была настоящей. — Спасибо, товарищ Верещагин, — майор вернул книжку. — Может, свяжетесь с моим начальством? — спросил участливо старлей. — Майор Варламов, подполковник Стеценко, Симферополь, штаб второго батальона восьмой бригады спецназа ГРУ. — Да нет, пожалуй. Старлей слегка задумался. — Знаете, мне все-таки хотелось бы, чтобы вы связались с моим начальством. Я вижу, возникли какие-то подозрения. Пойдемте в аппаратную. Или вы хотите связаться из вашей машины? — Нет, нет… — Майор сделал отрицательный жест рукой. — Я могу идти? — спросил старлей. — Да, пожалста, — ответил майор. Верещагин ободряюще улыбнулся Глебу, повернулся на каблуках и легко взбежал по железной лестнице на первую секцию телевышки, где сидел один из его наблюдателей — тот самый татарин, который послужил причиной инцидента… …Ноги у него подкашивались. Шамиль, оторвавшийся от пулемета, вытер лоб. — Кэп… — тихо сказал он. — Я думал, что все… — Я тоже. — Артем сел на лестницу. — Еще три часа — и я начну курить… * * * — Ерунда это, Глебка. — Голос Лебедя звучал уверенно. — Книжек про шпионов ты обчитался. Совпадение, однофамилец. Не морочь мне две пачки маргарина. Глеб смутился. Его поколению была чужда та атмосфера шпиономании, в которой выросли их отцы. Слишком часто государственные службы кричали: «Волки!». Теперь, если даже волки и появятся, никто не почешется. |