
Онлайн книга «Госпожа удача»
Когда начало светать, рота влетела прямо в засаду. Головная машина и следующая за ней были подорваны вместе с мостом, остальные машины корниловцы принялись расстреливать из ПТУРов и гранатометов. Сопротивления почти не было, чему Карташов и Берлиани немало удивились. Приняв сдачу у командира роты, они поняли свою ошибку и ужаснулись ей. Боеприпасы, время и эффект внезапности были потрачены фактически на безобидный обоз с ранеными, а за ними где-то на трассе — неизвестно где, между Коньком и Гурзуфским Седлом — обретался вооруженный, боеготовный и страшно злой десантный батальон. — И предупрежденный, Гия, — севшим голосом добавил Верещагин. — Они теперь предупреждены. Не такие они дураки. Берлиани прикусил губы. Гимназический курс латыни он помнил похуже, чем Верещагин, но пословица «Praemonitus — praemunitus» [21] отложилась в памяти четко — не столько стараниями латиниста, сколько благодаря обаянию одного известного ирландского военврача и стратега. — Мы сейчас рванем к вам, — сказал он. — Рвите, — согласился Верещагин. — Чем быстрее, тем лучше. Потому что деваться им некуда кроме как сюда. — Уходите, — быстро сказал Князь. — Хрен с ними, с помехами, делайте ноги. — Ты знаешь, Князь… Уже поздно. * * * Здесь был перекресток трех дорог. По одной они приехали. Вторая, как доложили посланные разведчики, вела в никуда. Третья прямо-таки просилась, чтобы они поехали по ней. Аккуратный указатель возвещал: «Изобильное». Дорога огибала горушку, забегала в Алушту и быстрой рекой автобана текла в Симферополь. Все это было так заманчиво, что майор ничего хорошего не ждал. Ждал он только одного: рассвета, чтобы хоть тут оказаться с беляками на равных. Глеб догнал батальон на Чучельском перевале и рассказал майору, как их выбили минометным огнем с Гурзуфского Седла и что спецназовцы, скорее всего, погибли или же попали в плен. — Не нравится мне это, — вслух сказал майор. Глебу это нравилось еще меньше. Капитан Асмоловский и старший лейтенант Говоров, заступивший на место убитого Деева, ждали следующей его реплики. — Что скажете, ребята? — спросил майор. — А чего тут думать, ехать в Изобильное, больше-то деваться некуда. На пятках сидят. Глеб покачал головой. — Товарищ майор, это скверно выглядит. Я почти ничего не понимаю и соображаю плохо, но с нами как будто играют. — Заманивают, значит… — Майор оглянулся. — Интересно, кто… И куда… И зачем… — А выход какой, товарищ капитан? — спросил Говоров. — Ну, вот куда нам деваться, если даже нас заманивают? — Значит, так, — подытожил майор. — Без разведки — никуда. Васюк! Отбери человек пять. Пусть поднимутся во-он на ту гору. — Майор глянул на карту. — На Черную. А мы их здесь подождем. Ждали. Спали, кто не стоял в карауле, перевязывали раненых, бегали к найденному поблизости ручью за водой, перекусывали чем у кого было. Глеб не устоял перед соблазном поспать еще немного. Когда его разбудили, было уже почти светло. Разведчики вернулись и доложили: у хребта Конек только что был бой. В беляцкую засаду угодил какой-то небольшой отряд, по всему судя — остатки заплутавшей комендантской роты. Белых, по прикидкам Васюка, было не больше двух рот. Значит, столько же осталось в Ялте и закупоривают перевалы. Майор уже знал, что такое штурмовать Никитский перевал — и знал, чего ждать на Коньке. Он хотел было уже отдать приказ на выдвижение к Изобильному, но тут Глеб буквально сорвал слова с его языка. — Товарищ майор! Лебедь встретился с ним глазами — лицо капитана было бледно. — Товарищ майор… — сказал он. — Я только что подумал… Это ведь и радиостанция тоже… Можно было бы пробиться сквозь помехи… А они даже не предложили… — Кто про что, а шелудивый про баню… — зло сказал Лебедь. — Слушайте! — Асмоловский схватил его за рукав. — Дураки мы! Боже, какие мы дураки! Кто ставит помехи? — Самолеты РЭБ, — пожал плечами Говоров. — Какие самолеты? Где ты видел самолеты? Где ты их слышал? Наши патрулируют небо, какие тут могут быть самолеты? Ну, подумайте же вы! Напрягите свои мозги! Они же накрыли нас минометом с первых же выстрелов — кто корректировал огонь? — М-м! — Лебедь треснул себя кулаком по лбу. — Глеб, ты молодец, а я долбоеб. — Все мы долбоебы, — беспощадно признал Глеб. — Так что? — заерзал Говоров. — Поворачиваем! — Майор принял решение. * * * Бежать действительно было поздно: красные перекрыли бы въезд на серпантин к Роман-Кош раньше, чем два «Бовы» резервистов спустились по нему. Для прямого столкновения транспортеры было непригодны, так что пробиться Верещагин и Мухамметдинов тоже не рассчитывали. Оставалось одно: как можно быстрее закрепиться на вершине и держаться до подхода своих. И это было бы вполне осуществимо, не будь недостатка в боеприпасах и в людях. Верещагин физически не мог прикрыть весь периметр, оставалось положиться на свойства рельефа местности: крутой обрыв, прикрывающий левый фланг и тыл. Небо серело, но в горах еще все было черно. Стонала глухим тяжелым стоном земля, растревоженная траками БМД, и сердца дрожали от предощущения будущего страха и злости. Войны могут быть более или менее грязными, более или менее кровавыми, более или менее безобразными, и много здесь накручено — политика, экономика, национальные амбиции и личные качества полководцев, техника и организация, пропаганда и агитация, но в конечном счете все сводится к первобытному: вот ты и вот я, и попробуй ты взять мою жизнь, а я попробую ее не отдать и взять твою, и здесь, где мы сцепимся, воя от ужаса и ярости, уже не важно, кто из нас прав, а кто — еще правее, мы выясняем вечный мужской вопрос: кого и почему жизнь любит больше… * * * Глеб отобрал три десятка ребят, которые не спекутся — да нет, никто из десантников бы не спекся, преодолев бегом почти километр по сорокаградусному склону — но Глебу нужны были такие, у которых даже дыхание не собьется, чтобы после этого броска вступить в драку. И когда беляки ответят на огонь АГС, когда лобовая атака свяжет их боем, Глебовы тридцать человек скажут свое слово. Они траверсируют крутой склон над дорогой, выберутся на площадку, в тыл к белякам, и вступят в рукопашную. Пусть их благородия сами понюхают, каково оно — драться с невидимым, вездесущим, неизвестно откуда взявшимся противником. Пусть нажрутся грязи. Пусть посмотрят, мать их, что такое десант… Глебу остогадело быть отступающим и обороняющимся. К черту. Теперь он будет нападать сам. Теперь он посчитается с крымцами за все. И ответит, наконец, на свой проклятый вопрос. Потому что если ответ «нет», то он найдет тело спецназовского старлея где-то на этих камнях. А если «да»… |