Онлайн книга «Гусар бессмертия»
|
Сам Ламберт явно думал так же, но положение обязывает. Да и жаль ему было этих молодых офицеров, обреченных на кары за свой проступок. – Я понимаю, гусарская лихость, молодая кровь, но все эти молодые дамы и барышни не доведут вас до добра. Делу дан законный ход, и понятия не имею, чем все закончится. – Прошу прощения, ваше превосходительство, однако дамы здесь ни при чем, – влез Орлов в возникшую в разносе паузу. – Как – ни при чем? – Шеф несколько удивился. – Вызванный весьма нелестно отозвался о России и ее армии, – пояснил Александр. – Что? – Несмотря на происхождение, Ламберт давно ощущал себя русским человеком. Пусть даже отчитывал сейчас офицеров на французском языке. – Убить было надо наглеца! – Я и убил, – сумрачно ответил Александр. Шеф прошелся по кабинету и вновь повернулся к провинившимся. Продолжать разнос после невольно вырвавшейся фразы было нелепо. Отпустить их – невозможно. – Господин полковник, – официально обратился генерал к находившемуся тут же Ефимовичу. – Обоих молодцев – под домашний арест. Приказ я подпишу сегодня же. – Слушаюсь! – привычно вскинулся Ефимович и лишь уточнил: – Надолго? – Месяца на два. На три. Пока не решат там, – Ламберт приподнял руку кверху, словно над домом как раз сейчас проплывал город, построенный первым русским императором. Это было самое большее из того, что можно сделать для Орлова и Лопухина. В противном случае их требовалось отправить в крепость вплоть до решения суда. Сейчас же оставалась надежда, что арест посчитают за наказание и на этом закроют дело. Другого способа спасти своих офицеров граф не видел. – Стой! Кто идет? Вольготно стоявший перед тем часовой услышал скрип открываемой двери, принял уставную стойку и изобразил готовность изо всех сил защищать вверенный ему пост. Вошедший с клубами морозного воздуха человек застыл, пытаясь что-либо разобрать в тусклом освещении. – Здесь находятся арестанты? Часовой успел разобрать, что вошедший незнакомец – явный штатский, о чем красноречиво говорили его шуба и меховая шапка, и потому отвечал односложно: – Не велено! И в подтверждение вытянул из ножен саблю. – Да пойми ты, братец, я – камергер Лопухин, родной дядя корнета князя Лопухина. Проделал большой путь, чтобы повидаться с племянником, а ты мне – «не велено». – Токмо с разрешения командира полка его высокоблагородия полковника Ефимовича, – снизошел до более развернутого ответа часовой. – Так его же нет. – Так точно. Еще с утра уехавши, – охотно подтвердил гусар. – Ну, видишь! Не могу же я ждать! А уж я отблагодарю. – Князь распахнул шубу и полез к карманам. Вместо ответа гусар отскочил и приподнял саблю, словно намереваясь рубить того, кто посмел предложить ему взятку. На счастье вельможи, дверь вновь отворилась и во флигель торопливо вошел молоденький офицер в накинутой на плечи шинели. – Трофимов! Что здесь происходит? – Вот, ваше благородие, хотел пройти до арестованных, – бодро доложил часовой. Офицер явно еще не проснулся и лишь старался выглядеть бодрым. – Действительный камергер и кавалер князь Лопухин, – отрекомендовался старый вельможа. – Дядя арестованного корнета. Да и с ротмистром Орловым мы хорошо знакомы. – Корнет граф Буксгевден, – представился в ответ офицер. – Сожалею, князь, однако свидания без разрешения шефа или командира категорически запрещены. – Но, граф! Шеф находится далеко, командир ваш, как мне успели сказать, тоже уехал, и что же теперь делать? Я специально проделал очень долгий путь… Насчет долгого пути Лопухин несколько лукавил. На Волыни у него тоже были немалые имения, пожалованные после раздела Польши. Но ведь до имения тоже надо было добраться, да и оно находилось не сказать чтобы очень близко от усадьбы, выбранной под штаб полка. Камергер прибыл к усадьбе поздним вечером, когда лишь четвертинка луны на небе да лежащий повсюду снег не позволял темноте всецело завладеть миром. От вахмистра в передней он сразу узнал, что полковник в отъезде, дежурный офицер будет с минуты на минуту (он явно спал, и старый служака покрывал начальство), а арестованные находятся в отдельном флигеле. Дожидаться появления офицера Лопухин не стал. Как не стал слушать предостережений, что часовой все равно не допустит заезжего барина к арестованным. И похоже, зря… – Сожалею, – повторил корнет, разводя руки в стороны. – К тому же заключенные давно спят. Стоит ли их будить? – Стоит. Не каждый день приезжает родной дядя. – Если бы день… С вечера Михайло чувствовал себя чуточку неважно, а сон – лучшее из лекарств. – Буксгевден смотрел на князя голубыми правдивыми глазами. – Правда, Трофимов? – Истинная правда, ваше благородие, – с готовностью подтвердил слова офицера часовой. – Вот видите. Лучше уж перенести встречу на утро. Сейчас я распоряжусь, чтобы вашему сиятельству приготовили гостевые комнаты. – Хорошо. Но хоть Орлова видеть можно? Раз уж он невольный виновник случившегося. – Увы, но ротмистр тоже был не очень здоров. Сами понимаете, раскаяние, долгий арест, все это отнюдь не способствует хорошему самочувствию, – вздохнул граф. – Впрочем… Трофимов, постучи к ротмистру. Если отзовется, то так и быть… Гусар осторожно постучал в одну из дверей. Ответом была тишина, и Буксгевден вновь развел руками: – А что я говорил? Пришлось воспользоваться советом графа и отправиться в дом. Владелец его находился в Москве. Большинство гостевых комнат были заняты находящимися на постое офицерами, но ради князя сумели найти пару свободных помещений. Окна выходили как раз на флигель с заключенными. Хотя какой смысл его рассматривать? Уже не говоря о ночной поре, что можно увидеть сквозь стены? Двух спящих жертв чести? Самому князю на новом месте не спалось. Была за ним в последние годы такая особенность. Это молодым – что? Часть ночи Лопухин ворочался в постели, временами проваливался в сон, потом – просыпался опять. В последнем письме ОТТУДА князю настоятельно предписывалось приложить усилия для создания общественного мнения в пользу французов и направить всю деятельность лож для помощи им во время грядущей кампании. Любой житель России от вельможи до последнего поселянина должен твердо знать: вторжение Наполеона произойдет для их же блага. Страна наконец перестанет быть наполовину азиатской и на равных войдет в европейскую семью, как вошли уже в состав новой империи все прочие страны. Некоторая утрата самостоятельности – не такая высокая цена за грядущие блага. |