Онлайн книга «Туманы Авалона»
|
– Презренный негодяй! – хрипло произнес он. – Что ты натворил?! Ты совершил убийство, хладнокровное убийство перед троном твоего короля… – Убийство, говоришь? – низким хриплым голосом произнес Балин. – Да, она была отвратительнейшей убийцей во всем твоем королевстве, она дважды заслужила смерть! Я избавил твое королевство от нечестивой ведьмы, король! Артур был охвачен скорее гневом, чем горем. – Владычица Озера была мне другом и благодетельницей! Как ты смеешь так говорить о моей родственнице, которая помогла мне взойти на трон?! – Я призываю в свидетели самого лорда Ланселета – он подтвердит, что она замышляла убийство моей матери, – заявил Балин, – доброй и благочестивой христианки Присциллы – приемной матери его собственного брата, Балана! И она убила мою мать, говорю тебе, она ее убила при помощи злого чародейства… Балан скривился. Казалось, что этот рослый мужчина вот-вот расплачется, как ребенок. – Говорю вам, она убила мою мать, и я отомстил за нее, как и надлежит рыцарю! Ланселет в ужасе зажмурился; лицо его исказилось, но он не плакал. – Лорд мой Артур, жизнь этого человека принадлежит мне! Позволь мне отомстить за смерть моей матери… – И сестры моей матери, – сказал Гавейн. – И моей, – добавил Гарет. Оцепенение, сковывавшее Моргейну, рассеялось. – Нет, Артур! – выкрикнула она. – Отдай его мне! Он убил Владычицу перед твоим троном – так позволь же женщине Авалона отомстить за кровь Авалона! Взгляни: вон лежит лорд Талиесин, наш дед, – недвижим, словно и его поразил убийца… – Сестра, сестра! – Артур вскинул руку, пытаясь остановить Моргейну. – Нет, сестра, нет… нет, отдай мне свой кинжал… Моргейна лишь отчаянно встряхнула головой, продолжая крепко сжимать кинжал. Внезапно Талиесин, поднявшись, отобрал его у Моргейны; руки старика дрожали. – Нет, Моргейна. Хватит кровопролития – видит Богиня, и без того довольно крови – ее кровь пролилась здесь как жертва Авалону… – Жертва! Да, жертва Господу – так Господь наш поразит всех злых колдуний и их богов! – с неистовством выкрикнул Балин. – Позволь же мне, лорд мой Артур, очистить твой двор от всего этого злого чародейского рода… И он принялся вырываться с такой силой, что Ланселет и Гавейн с трудом удержали его. Подскочивший Кэй помог им бросить Балина – тот все еще продолжал сопротивляться – к подножию трона. – Тихо! – крикнул Ланселет и быстро оглядел зал. – Предупреждаю: я убью всякого, кто поднимет руку на Мерлина или на Моргейну – что бы ни сказал потом Артур! – да, мой лорд, и умру потом от твоей руки, если ты так решишь! Лицо его было искажено гневом и отчаяньем. – Мой лорд король, – прохрипел Балин, – прошу тебя, позволь мне повергнуть всех этих волшебников и колдунов, во имя Христа, ненавидевшего всех их… Ланселет с силой ударил Балина по лицу; рыцарь задохнулся и умолк. Из разбитой губы потекла струйка крови. – Прошу прощения, мой лорд. Ланселет снял роскошный плащ и осторожно накрыл изуродованное безжизненное тело матери. Когда труп оказался укрыт, Артуру словно бы стало легче дышать. И лишь Моргейна продолжала широко распахнутыми глазами смотреть на бесформенную груду, скрытую ныне темно-красным праздничным плащом Ланселета. «Кровь. Кровь у подножия королевского трона. Кровь, кровь струится из сердца…» Моргейне показалось, будто откуда-то издалека до нее долетели пронзительные вопли Враны. – Позаботьтесь о леди Моргейне, – негромко произнес Артур, – она теряет сознание. Моргейна почувствовала, как чьи-то руки осторожно подхватили ее и помогли опуститься в кресло; кто-то поднес к ее губам кубок с вином. Она попыталась было оттолкнуть вино, но ей почудился голос Вивианы. «Пей. Жрица не должна терять силы и волю». Моргейна послушно выпила, слушая голос Артура, мрачный и суровый. – Балин, что бы тебя ни вело – довольно, я уже слышал, что ты можешь сказать! Ни слова больше! Ты либо безумец, либо хладнокровный убийца. Что бы ты ни говорил, но ты убил мою родственницу и в день Пятидесятницы обнажил оружие в присутствии Верховного короля. И все же я не стану убивать тебя на месте – Ланселет, положи меч. Ланселет вогнал меч обратно в ножны. – Я выполню твою волю, мой лорд. Но если ты не покараешь этого убийцу, я буду просить позволения покинуть твой двор. – Покараю. – Лицо Артура было мрачным. – Балин, достаточно ли ты разумен, чтобы выслушать меня? Вот твой приговор: я навеки изгоняю тебя от этого двора. Пусть тело госпожи омоют и положат на конные носилки. Я велю тебе отвезти его в Гластонбери, рассказать обо всем архиепископу и исполнить ту епитимью, которую он на тебя наложит. Ты говорил сейчас о Боге и Христе; так вот, христианскому королю не подобает вершить личную месть за убийство, совершенное перед его троном. Ты слышишь меня, Балин, мой бывший рыцарь и соратник? Балин понурился. Удар Ланселета разбил ему нос, изо рта текла струйка крови, и говорил рыцарь неразборчиво – мешал выбитый зуб. – Я слышу тебя, мой лорд король. Я иду, – произнес он, опустив голову. Артур махнул рукой слугам. – Пожалуйста, приведите кого-нибудь перенести несчастные останки… Моргейна вырвалась из удерживавших ее рук и рухнула на колени рядом с Вивианой. – Мой лорд, прошу тебя, позволь мне приготовить ее к погребению… – взмолилась она и задохнулась, пытаясь сдержать слезы, не смея заплакать в такой момент. Это изломанное мертвое тело не было Вивианой. Рука, напоминающая морщинистую лапу, по-прежнему сжимала серповидный кинжал Авалона. Моргейна взяла кинжал, поцеловала его и сунула за пояс. Вот и все, что предстоит ей сохранить. «Матерь милосердная, я ведь знала, что нам никогда не вернуться вместе на Авалон…» Нет, она не будет плакать. Она почувствовала рядом с собой присутствие Ланселета. Ланселет пробормотал: – Слава богу, что здесь нет Балана – из-за одного мгновения безумия потерять мать и приемного брата… Но если бы Балан был здесь, этого могло и не случиться! Есть ли на свете хоть какой-нибудь бог и хоть какое-нибудь милосердие? В голосе Ланселета звучала такая мука, что у Моргейны заныло сердце. Ланселет боялся и ненавидел свою мать, но все же он глубоко почитал ее, как воплощение самой Богини. Моргейна почувствовала, что разрывается надвое: ей хотелось обнять Ланселета, прижать к груди, позволить ему выплакаться, – но одновременно она ощутила вспышку гнева. Он пренебрег своей матерью, – так как он теперь смеет горевать о ней? Талиесин опустился на колени рядом с ними и произнес надтреснутым старческим голосом: |