
Онлайн книга «Союз одиночек»
От бандитского гнезда я двинулся к торгашам, тоже обитавшим отдельно от остальных. За пару сотен метров до их слободы дорожное покрытие заметно разгладилось и фасады домов стали нарядней, оштукатуренные наново. А ближние улицы были загромождены машинами, оставлявшими для проезда узкую тропку. Приткнув свой «болид» к тротуару, я отправился бродить по торговым рядам, оккупировавшим в слободе все первые этажи. Магазины, ларьки, лотки стояли сплошняком, кое-где даже перекрывая друг друга. Вот тут жизнь бурлила. Покупатели стекались сюда со всей губернии, завлекаемые сказочным обилием товара и низкими ценами. Некоторые даже прикатывали на автобусах, забивая их барахлом, чтоб продавать затем у себя. По улицам бродили «бутерброды», с обеих сторон упакованные в рекламу; у распахнутых входов резвились клоуны, завлекая публику. К такому еще не привыкли, а потому поглядывали с любопытством. Зато от выскакивавших, точно из засады, продавцов испуганно шарахались, а уж когда за покупку благодарили, терялись вовсе. Тимофея я приметил издали. Рослый, широченный, бородатый, он крутился перед витринами универмага, вполголоса инструктируя лоточников и не забывая лыбиться прохожим, потенциальным своим клиентам. Мне тоже улыбнулся – сперва по инерции. Затем узнал и расплылся еще шире. – Какие люди! – пророкотал он, раскидывая лапища. – Явление Шатуна народу. Не часто, но случается. – Зато ты мелькаешь за пятерых, – отбрыкнулся я. – Еще не кончился завод? – Раньше меня похоронят, – заверил Тимофей, будто и на кладбище собирался хлопотать да зазывать покупателей. И вскинул палец: – О как! Я хотел было развить тему, но тут мое внимание привлекла чудная сценка. На другой стороне улицы, в тесном магазинчике, двое бесстрастных типов обыскивали полицейского. Третий, облокотясь на узкий прилавок, строчил что-то – видно, составлял протокол. Немедленно я нацелил на витрину «слухач» и будто проник сквозь стекло. – Ну мужики, – скулил злосчастный коп, глядя в пол, – ну че вы? Будьте ж людьми! У меня… это… семья, дети. Отпустите, а? Кажется, он даже готов был пролить слезу. По крайней мере очень старался, громко шмыгая носом, а увесистым кулаком тер глаза. Хотя на бедствующего не походил: раскормленный, мордатый, на шее поблескивает золотая цепь. Сколько раз я видел таких же, лениво фланирующих вдоль прилавков, провожаемых угрюмыми взглядами торгашей. И не поймешь сразу, бандиты это или законники, – тем более, те и другие часто обряжаются в камуфляж. – Уже не первого подлавливают, – удовлетворенно заметил Трофим. – Черт знает, может, и наведут порядок!.. – Не по чину брал? – фыркнул я. – Коп должен одариваться сверху, а не хапать сам. Так это ж не значит, что станут меньше грабить. Кстати, что за типы его шмонают? – Из внутренней полиции, сказывают. Напрямую подчинены Валуеву. – И что, их еще не пробовали купить? Торгаш усмехнулся: – Как не пробовать!.. Пока без толку, насколько знаю. – Такие дорогие, что не продаются? – Да вроде не скупились. – Н-да, – сказал я. – «В Багдаде все спокойно». Как перед бурей. Наглядевшись на представление, мы с Трофимом нырнули в универмаг, пронизав завесу прохладного воздуха, и побрели вдоль стоек, обсуждая ассортимент. Народу хватало – многие и заскакивали сюда, чтоб отдохнуть от жары, а без покупки уходили редко. Как всегда, бородач интересовался у меня новинками, которые не добрались еще в наше захолустье. В отличие от Аскольда, он не искал легкой наживы, но в торговле важно опередить прочих – хоть на чуть. Из его товаров меня насмешил «Коба», средство от тараканов. – А средство против Коб не знаешь? – спросил я. – Похоже, это случай, когда лекарство горше болезни. – Средств-то хватает, – ответил Тимофей. – Спроса нет. Вот «Кобу» разбирают за милую душу. – А тебе лишь бы заработать!.. – Money-money, – уважительно произнес он. – Нынче за все приходится платить. Знаешь, сколько стоит кило железа? Пару-тройку мэнчиков. – Получается, по твоей лавке разбросаны двадцатки да полусотни, – заметил я, кивая на стенд с гантелями. – Чего ж не запираешь в сейф? – Ты вот зубы скалишь, а давеча один пытался вынести за пазухой пудовый блин. – Ого!.. Наверно, не хиляк? – Так ведь и я не слаб! – Отделал его, да? Все ж ты куркуль. – Конечно, не «милосердный самарянин», – спокойно признал Тимофей. – Зато не халявщик, как многие. Чужого мне не надо, но и свое за так не отдам. – Жадный, да? – Жадный – кто разевает рот на чужое. А я уж тогда скупой. – Тоже ведь не достоинство? – Я тот, кто есть. И не строю из себя благодетеля, лишь бы обирать ближних. По нынешним временам и честность – много. – Похоже, достали тебя ворюги, – заметил я. – Да уж, – вздохнул он. – Я чаял, тут мы достигли предела, отмеренного людям, – ан нет. Понятно, когда прут с голодухи, – но ныне-то откуда взбрык? – Значит, недооценил ты человечью природу. «Нам нет преград». – Нас губят две вещи, – объявил Трофим. – Зависть да лень. – И глупость, – прибавил я. – Это-то ладно, – не согласился он. – Мы не дурее прочих, токмо думать ленимся. И делать тож – покуда нас раскачаешь!.. А ежели кто умыслит да предпримет чего, тут ему и сделают укорот, чтоб не рыпался. – Так ведь ты лишь и озабочен, как вынудить ближних раскошелиться, по возможности не прибегая к грабежу. Все эти твои подарки, полуоплачиваемые покупки, «счастливые» часы, «карточки покупателя»… Не стыдно играть на слабостях нации? – Не я это придумал, – возразил Трофим. – И не отсюда это пошло, если разобраться. Хотя у нас такие приманки работают лучше, – добавил он, подумав. – Кто здесь не любит лотерей!.. – Ну, я не люблю. – А это оттого, верно, что ни разу не выиграл. Тут он угадал: сколько ни навязывали билетов, ни одного серьезного попадания – уж такая судьба. Так что не мне выступать с разоблачениями. – Вот что мне нравится, – сказал я, снимая с крючьев двуствольный убойник. – Российская же работа – а какая игрушка! – Что хорошо, то хорошо, – согласился Трофим. – Но торговать этим, – он подергал за рукав моего маскировочного пиджака, – уволь. Ни один патриот, сколько бы ни надрывался на митингах, не станет покупать себе в ущерб. – Зато вполне может разгромить твой маркет. – Дык было б желание – повод найдется. С сожалением я повесил убойник на место. Черт знает, не люблю ж охоты, тем более на людей, – но к оружию питаю слабость. Атавизм, видимо. – А как складываются отношения с Двором? – поинтересовался я. – Про бандитов не спрашиваю. |