
Онлайн книга «Мертвый разлив»
– На полцентнера либо больше. Ещё та крыска!.. Хорошо, одна. – Посмотреть бы. – В следующий раз прихватим с собой камеру, – засмеялся он, – и попросим их сесть поплотней, в два ряда. А затем поставим перед ними сыр. – Сыр-то зачем? – не поняла Юля. – Для улыбки… Ладно, мы отвлеклись. Так как там насчёт души? – Что ли, расписку дать? Так я могу, даже и кровью, – вот только месячных дождёмся, ладно? – Ну, как хочешь, – безразлично сказал Вадим, откидываясь в кресле. – Чаю ещё налить? Не дожидаясь ответа, он наполнил обе чашки до краёв. – Ладно, чего ты? – сказала Юлька. – Уж пошутить нельзя! – Да ради бога – кто бы возражал. – Ну ладно, чего мне надо делать, а? – Прежде всего: прекратить выпендрёж. Я ж не Тим, на это не клюну. – Уже прекратила. Дальше? – Раздеться. Совсем. – Ну наконец! – оживилась девушка, спешно принимаясь за дело. – Я свежевымытая, ты не думай. – Я что, похож на мыслителя? – То-то, что похож! – Хихикнув, она уселась голым задом на столик, чуть не в посуду, и с усилием принялась стаскивать с себя тесные джинсы. На всякий случай Вадим убрал от неё подальше дымящиеся чашки и блюдо с пирожными. Затем, прикинув, освободил столик от прочей снеди. – Дальше что? – слегка задыхаясь, спросила Юля. – Ложиться? Где? – Сначала встань. В полный рост, сколько наберётся. – Хочешь провести ревизию налички? – догадалась она. – Да пожалуйста, чего мне скрывать! Подобрав под себя ступни, девочка распрямилась прямо на столике, затем широко расставила ноги и закинула руки за голову, будто сдавалась блюстителям. – Ну, – спросила она, глядя на Вадима исподлобья, – какие ваши впечатления? – Замечательные. – А поконкретней? – Ножки – прелесть, – не спеша заговорил Вадим, – попка – загляденье, талия – обзавидуешься, «хороши также грудь и улыбка»… – Ладно, кончили расшаркиваться! – хмуро распорядилась Юля. – Давай по существу. – А если по существу, то какой из тебя боец, сама подумай? – со вздохом сказал он. – Это только в кино подобные милашки запросто прошибают кулачками стены. И даже не в кулачках загвоздка – их-то ещё можно укрепить. А вот с прочим что делать? Когда лупишь рукой, по телу будто волна проходит, разгоняясь от ступней через несколько мышечных поясов и суставных узлов, пока не ударяет в кулак. А у тебя волна погаснет уже на талии – про плечи и локти даже не вспоминаю… – Чего ж делать-то? Мне надо! – Если у тебя и поднакопилось мясцо, то лишь на бёдрышках да ягодичках. Наверно, бегаешь много? – Точно, – подтвердила девочка и похвалилась: – Я ещё та лошадь, не угонишься!.. И танцевать люблю. – К тому же растяжку я тебе обеспечил, – добавил Вадим. – Так что главный упор придётся делать на ноги. – Лучше бы – между. – Ладно, ложись. – Где? – Да здесь же, где сидишь. Послушно девочка разлеглась на прохладной столешнице, забросив руки за голову. Длины столика как раз хватило ей от локтей до коленок, а предплечья и голени свисали, немного не доставая до пола. Повернув голову, она посмотрела на хозяина – с надеждой и опаской. – За кого меня принимаешь, – полюбопытствовал он, – за колдуна? Юля молча кивнула. – Ну, дожил!.. И не боишься? На этот раз она не шелохнулась. – Что же, trust me и лови кайф – если сможешь. Поднявшись, Вадим «аккуратно, но сильно» привязал её запястья и лодыжки к ножкам столика, словно бы специально предназначенного для ритуальных распятий. (Видел бы её сейчас Тим!) Потушив верхний свет, он установил по сторонам её талии и меж колен три высоких мерцающих свечи, добавляя сцене мрачного уюта и торжественности. Затем снова спросил – больше для очистки совести: – Так ты на всё готова? – Абсолютно! – Тогда держись. Сходив на кухню, Вадим вернулся, неся в одной ладони горку натёртого сыра, в другой – нахохленного притихшего мышонка. Увидав зверька, Юля содрогнулась, но тут же закусила припухлую губку. А чего она ожидала – что он будет резать над ней чёрного петуха? – Теперь представь, – заговорил Вадим, – будто это и есть тот громадный, хищный, напавший на нас Крыс-людогрыз, гроза тёмных Подземелий, и попытайся понять его, проникнуться им – может, даже полюбить… Не передумала? – Н-нет, – выдохнула она. Небрежно Вадим рассыпал по её озябшим животу и груди сырные стружки, а поверх вздрагивающего пупка усадил бесстрашного мыша, для начала тут же принявшегося умываться. Приподняв лицо, девочка уставилась на кухонного зверя, задеревенев всем распятым телом, и в её взгляде читалось что угодно, кроме понимания и любви. – Расслабься, – тихонько посоветовал Вадим, в два приёма сбрасывая с себя одежду. – Что тебе ещё остаётся? Присев позади Юли, он взял её небольшую голову, мягким нажимом уложил обратно и склонился над ней – глаза в глаза. Затем сдвинул руки вперёд, локтями подперев Юлин затылок, а ладони осторожно разместил на нежных грудках – просто для лучшего контакта. – Слушай меня, девонька, – зашептал монотонно, не разрывая взглядов. – Мне не нужны ни твоё подчинение, ни твоё поклонение, ни твой страх, ни твоя любовь – только доверие, ничего больше. Я не господин тебе и не раб, я частица твоя, как и ты – моя. Проникнись этим и откройся. Все мы зависим друг от друга и все – разные… Слова этого импровизированного заклинания мало что значили, важно было только настроить сознание Юли надлежащим образом, а «колдовать» она будет уже сама. Малышка и ждала от Вадима чего-то подобного, какой-нибудь складной красивой сказочки, он почти читал этот текст в её глазах, словно на суфлёрном экране, – но девочка-то принимала его бормотание за истинное колдовство! Вадим и сам не заметил, как его шёпот, постепенно набирая силу и выразительность, превратился в негромкий, сдержанный, мелодичный плач, странный гибрид мужских рыданий с песней, не свойственный ему ни по стилю, ни по характеру, но тем сильнее впечатливший единственную слушательницу. Слов в этом сонге-плаче («этот стон у нас песней зовётся») уже не осталось – только энергетика чистых эмоций. Как видно, сегодняшние гонки, вкупе с привычным уже дневным приёмом сотрудников, изрядно потрепали злосчастное мысле-облако, сколько Вадим ни отстранялся, – а может, именно поэтому. Однако его хватило, чтобы протянуться к Юле и обволочь её сознание словно бы туманом. Она действительно открылась Вадиму, однако глубоко проникать он не стал: во-первых, его туда не звали; во-вторых, это и не требовалось. Всеми доступными средствами Вадим выстраивал в чужом сознании некое подобие собственного, отпечаток или матрицу, чтобы укорениться там накрепко и уже по этому мостику, протянувшемуся между двумя подобиями, устремить жизне-силу, будто плазму по ионизированному каналу. |